Адвокаты Максима Панфилова обратились к омбудсмену Татьяне Москальковой и получили ответ, который можно охарактеризовать как издевательский. Максим Панфилов, известный как «Болотник», был переведен из СИЗО в Институт имени Сербского для прохождения стационарной психолого-психиатрической экспертизы. Его защитники выражают тревогу: Панфилов, страдающий синдромом Туретта, испытывает учащенные приступы, его состояние ухудшается.
«Мне здесь очень плохо. Спать я не могу. Таблетки дают, но они не помогают. Последний раз следователь приходил 31 мая», — делился Максим, размахивая руками и дергаясь телом, когда мы встретились в СИЗО-5, откуда его перевели 26 июля. Психолого-психиатрическая экспертиза была назначена Панфилову еще в июне 2016 года, однако в СИЗО долго не могли взять у него необходимые анализы. Только после вмешательства ОНК Максим был отправлен на экспертизу.
«Положили его в Сербского на 28 дней», — рассказал адвокат Сергей Панченко. — «Терапии лишили полностью «для чистоты эксперимента». Его состояние ухудшилось: длительные приступы продолжаются по несколько минут. Жалуется на постоянное чувство голода. Кормят, говорит, хорошо, но очень мало. Врачи подозревают его в симуляции и прямо об этом говорят». Следователь разрешил защитникам присутствовать при стационарной экспертизе, но неясно, как это будет осуществлено. Ситуация с участием защиты в стационарной экспертизе законом предусмотрена, но редко исполняется. Никто не пригласил адвокатов на беседы Максима с врачами. Право присутствовать есть, но никто по закону не обязан уведомлять защиту.
Максим Панфилов был арестован 8 апреля 2016 года Басманным судом. Адвокаты предоставили суду документы, подтверждающие возможность домашнего ареста в квартире, где никто не прописан. Согласие собственника квартиры на его проживание и просьба депутата Госдумы Дмитрия Гудкова отпустить Максима из-под стражи — все эти просьбы были проигнорированы. Арест Панфилова продлен до 5 сентября, и защитники уверены, что по состоянию здоровья он не может находиться под стражей.
Адвокаты обратились к Татьяне Москальковой с просьбой поддержать их ходатайство о замене ареста на меру, не связанную с лишением свободы. В ответ поступила отписка из аппарата омбудсмена. Защитники считают, что содержание Панфилова под стражей может расцениваться как нарушение статьи 3 Конвенции по правам человека. Они указали: «Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию. Наш подзащитный, насколько мог по своему психическому состоянию, уже дал показания по делу, что делает дальнейшее содержание под стражей не только негуманным, но и бессмысленным». Адвокаты настаивают, что суд должен был учитывать диагноз Панфилова, отмечая, что он проживал по месту регистрации и не пытался скрыться.
Адвокаты также подчеркивают, что содержание Панфилова под стражей может представлять реальную угрозу его здоровью, поскольку он не получает в условиях следственного изолятора надлежащего лечения. «Лекарственные препараты не могут обеспечить терапевтический эффект из-за отсутствия необходимых медицинских средств и условий для лечения», — говорится в письме.
Ответ из аппарата уполномоченного по правам человека под руководством замначальника отдела Т. А. Загхм выглядел как стандартная бюрократическая отписка: «С жалобами на нарушение закона в ходе предварительного следствия вы как адвокат вправе обратиться самостоятельно к руководителю следственного органа, прокуратуре или в суд». Подчиненный Москальковой напомнил адвокатам, что вмешательство уполномоченного в рассмотрение ходатайств защиты не предусмотрено.
Этот ответ вызывает недоумение, так как в прошлые годы российские омбудсмены поддерживали ходатайства адвокатов и направляли своих сотрудников на судебные заседания. Например, другой «болотник» Николай Кавказский был освобожден благодаря поддержке Владимира Лукина, который поддержал его адвокатов.
Татьяна Москалькова, недавно посетившая женское СИЗО-6, спрашивала у обвиняемых, чем может помочь, и просила направлять ей заявления. Вскоре после назначения она собирала представителей правозащитных организаций, обещая неформально подходить к их просьбам. Я присутствовала на этой встрече и говорила о Максиме Панфилове — его случай требует именно такого подхода. Отзыв сотрудника аппарата выглядит по меньшей мере нелепо: «По вопросам медицинского лечения Панфилов может обратиться к руководителю медицинского подразделения следственного изолятора».
Чем отличаются подобные отписки из аппарата главного правозащитника страны от ответов из следственных управлений и ФСИН? Надеюсь, Татьяна Москалькова отреагирует на обращение адвокатов не как бюрократ, а как правозащитник. Особенно учитывая переполненность московских изоляторов: в СИЗО-5, куда вернется Максим Панфилов, более 300 заключенных не имеют спального места.