Женевский саммит завершился, как и ожидалось, без значимых прорывов. Послы смогут вернуться к местам работы в Москве и Вашингтоне, консультации продолжатся, СМИ будут выяснять, кто «победил» на переговорах, обе стороны займутся ядерной безопасностью и договором о СНВ, возможно, даже создадут рабочие группы для обсуждения вопросов кибербезопасности.
Действительно, прорывов никто не ждал. И президенты России и США встретились прежде всего для того, чтобы встретиться. Для Владимира Путина и Джо Байдена такая пиар-возможность полезна. И почему бы заодно не поговорить в формате «реалполитик» об общих и различных позициях по важнейшим темам, таким как ядерная безопасность, контроль над вооружениями, киберпреступность, Иран и Афганистан? Многие после саммита отмечали, что Путин получил от встречи то, что хотел — подчеркнул свое значение, ничем не поступившись. Действительно, очевидно, что переговоры по ядерной безопасности не требовали встречи президентов — в обеих странах накоплен огромный опыт и есть специалисты высочайшего уровня. Что касается кибербезопасности, то можно создать рабочие группы, согласовав позиции по телефону. Главное — желание делать что-то реально полезное.
Однако если отложить в сторону персональные достижения российского президента в области мирового гламура и пиара, то стоит отметить, с чем осталась Россия в результате сохранения существующего положения вещей: санкции — старые, которые никто отменять не собирается, и новые, которые уже на подходе; конфронтация как главное содержание двусторонних отношений с миром; отсутствие союзников, на которых можно положиться в усложняющейся ситуации в регионе и нарастающей террористической угрозе после ухода американцев из Афганистана; сирийский капкан, который может сработать в любой момент. И ни о какой «новой Ялте» не может быть и речи. У Путина вместо Черчилля с Рузвельтом — Лукашенко и Асад.
Это осознанный выбор российской власти, смысл и содержание политики Кремля не с 2014 года, а еще с 2007-го. Но этот выбор — тупиковый. Изображать себя СССР и пытаться проводить сегодня политику 60-летней давности — грубая историческая ошибка. Опасное заблуждение, что можно куда-то вернуться. Разрушить все можно, а вернуться назад в прошлое — нет. С СССР Запад вел диалог как с союзником во Второй мировой войне — с уважением и благодарностью. К нынешней России совсем иное отношение, особенно после событий на Украине и в Крыму.
Кстати, все попытки Путина наладить хоть какой-то диалог с миром бессмысленны до тех пор, пока не будет налажен диалог с обществом и оппозицией в самой России. В 1985 году в той же Женеве встречались лидеры СССР и США. За переговорами Михаила Горбачева и Рональда Рейгана весь мир следил как за ключевым глобальным процессом. Тот саммит действительно был ориентирован на будущее и соответствовал времени. Угроза ядерной войны представляла главную опасность для всего мира, а личная встреча лидеров двух несовместимых идеологий давала реальную надежду на безопасное будущее.
Женевская встреча в июне 2021 года, несмотря на свой статус, быстро ушла из информационной повестки практически бесследно. Как же так получилось, что на переговорах глав двух крупнейших ядерных держав, кроме как о ракетах, разговаривать оказалось не о чем? Россия уже не первый год движется в прошлое. Западный мир же стоит на месте. Все чаще глобальная повестка на Западе определяется новыми задачами, для решений и понимания которых пока нет.
Время характеризуется принципиально новыми смыслами, кризисом национальных политических институтов и механизмов. Отличительными чертами нового времени являются также усиление национализма и авторитаризма, растущее социальное неравенство, усугубленное пандемией. Встреча Путина и Байдена в Женеве стала вишенкой на торте из саммитов: на прошлой неделе в Лондоне встречалась «большая семерка», а в Брюсселе проходил саммит НАТО. Но ни в Лондоне, ни в Брюсселе адекватные реалиям XXI века вопросы не были поставлены во всей полноте.
Таким образом, проблема заниженных ожиданий и едва ли более высокой оценки результатов касается не только достигших дна российско-американских отношений. Сегодня невозможно обсуждать только «красные линии», столь любимые Путиным и Байденом. В современном мире обсуждение «красных линий» — это уверенный шаг в сторону реальной войны. Принципиальная задача, которая действительно соответствует времени, заключается в сохранении общей перспективы для мира, нахождении вектора движения к этой перспективе, возвращении людям смысла, надежды и будущего.
Ключевая проблема западной демократии не столько во внешней угрозе со стороны России или Китая, сколько в ярких проявлениях дисфункции общественно-государственной системы, во вторжении в политику популизма и национализма. Невозможность эффективного противостояния пандемии также является следствием институционального кризиса. Именно неработоспособность политических институтов и отставание человеческого сознания от технологий представляют собой главные угрозы современному международному сообществу.
Сегодня, в условиях политической энтропии, посреди гламура, пиара и тик-тока, говорить о необходимых мерах и шагах в направлении отдаленной, но объективно реальной перспективы кажется по меньшей мере странным. Но если все же на это решиться, то речь пойдет о принятии ряда неотложных мер, направленных на защиту национальных демократических государственных институтов от популистской и националистической коррозии; осознании необходимости перспективного стратегического политического мышления; включении в долговременную повестку вопроса о российско-европейской интеграции как обозначении направления к будущему; формировании стратегии реконструкции и перезапуска государственных и общественных институтов на основе общих ценностей.
В этом открывается перспектива, указывающая путь в будущее для всего мира. И только на этом пути проявится настоящая роль России. Та роль, которую Россия может и даже призвана сыграть в современном мире — не наследницы советского ядерного арсенала, не нефтяного придатка развитых стран, не центра мировой клептократии и коррупции, не страны с отрицательной репутацией, окутанной государственной ложью, политическими репрессиями и зарождающимся терроризмом, а страны с огромным историческим, культурным, интеллектуальным, творческим и человеческим потенциалом. Только тогда встречи на высшем уровне будут иметь смысл. А до тех пор не стоит ждать значимых прорывов. Все остается как прежде. Перспективного стратегического видения будущего нет — энтропия продолжается.