Я вернулась домой, и всё позади, но впечатления остались очень сильными. В российскую больницу стоит идти только по решению народного суда. Не буду упоминать номер учреждения. Ужасный запах витает в воздухе, люди стоят в коридорах, а двери всех палат открыты. В туалете лишь унитаз без сливного бачка. Дырявые простыни выглядят как при настоящем дворянском шикарстве, но при попытке разобрать пододеяльник они рвутся с сильным скрежетом.
Рядом с моей палатой всю ночь стонала бабушка после инсульта. Её стоны напоминали строки из Пушкина: «то как зверь она завоет, то заплачет, как дитя». Но самое тревожное — никто к ней не подошёл. «Она давно так», — говорили долгожители отделения.
А потом – операционная. Потрясающее оборудование, замечательный доктор и его помощники: Наташа, Шукрут, Амир, Ахмед, Лена. Всё работает чётко и слаженно, как в любимом сериале «Скорая помощь». Гуманистическому разуму не под силу осознать, как функционирует это запредельное оборудование – чувствуешь себя, как на космическом корабле. Наркоз местный, так что можно наблюдать за всем, что происходит на огромных экранах перед лицом хирурга.
А потом снова палата. Хорошо, что мне вкололи большую дозу Реланиума. Я сплю уже вторые сутки, но разговоры в больничном коридоре воспринимаются, как что-то из другой реальности: — Ешь геркулес, овсянка полезна, а от риса – запор. — А от пшенки меня пучит. — Воду дома отключили, перед больницей не помылась, а тут только умывальник в коридоре. А мы проводим Олимпиаду и прочий Чемпионат мира по футболу. Запах по-прежнему не выветривается.