Прошлый раз рассматривался выбор пути развития России на развилке между реформами Столыпина и мировой войной. Страна выбрала войну, и в итоге оказалась в пекле революции и гражданской войны. К концу 1920 года Россия была предельно истощена, и можно было сделать вывод о неправильности предыдущего выбора. Однако те, кто находился у власти, сделали новый выбор, и он, по крайней мере, отчасти, оказался правильным. Они отказались от попытки построить социализм в крестьянской стране, перешли к НЭПу – новой экономической политике.
Суть НЭПа заключалась в том, что вся земля, ставшая достоянием государства по Декрету о земле, была передана крестьянам. В документе сказано: «Распределением её между трудящимися заведуют местные и центральные самоуправления». О частной собственности на землю там не упоминается. Но после замены продразверстки на продналог, с последующим переходом к денежному налогу, крестьяне фактически стали пользоваться землёй как частной собственностью. Обмен сельхозпродукции на промышленные товары происходил на основе рыночных отношений. Общины исчезли, и крестьяне стали полностью самостоятельными.
Цели аграрной реформы Столыпина, казалось, были достигнуты, а дальнейшее развитие привело к дифференциации крестьянства на кулаков, середняков и бедняков. Увеличение продовольственных ресурсов способствовало подъему городов и промышленности. К 1927 году, всего через шесть лет, был достигнут довоенный уровень. Однако большевики рассматривали это как временное отступление.
Земля была национализирована и передана в пользование, а не в собственность, а властные структуры «диктатуры пролетариата» были сохранены. Встал вопрос об индустриализации, требующей гигантских средств, которые следовало сосредоточить в руках государства. Появились два предложения: первое – взять деньги у крестьян, как предлагал Евгений Преображенский, подразумевающий «ножницы цен» или повышенные налоги. Второе, поддерживаемое Николаем Бухариным, заключалось в том, чтобы не разорять крестьян, развивая кооперацию и сохраняя индивидуальные хозяйства, оставляя им экономические стимулы.
Эта позиция находила поддержку среди мировых ученых-экономистов, таких как Николай Кондратьев и Александр Чаянов. Сталин также был на стороне второго подхода, нацеливаясь на борьбу с Троцким и его сторонниками. Однако к зиме 1927 года, когда НЭП стал ослабевать, крестьяне начали отказываться продавать хлеб за пониженные цены. Подходила новая развилка: первая альтернатива – развиваться в условиях равновесия, позволив рынку стимулировать накопления и инвестиции. Это означало, что большевикам рано или поздно придётся уступить политическую власть и отказаться от мечты о коммунизме.
Вторая альтернатива заключалась в применении насилия, навязывании закупок по твердым ценам и организации кооперативов и колхозов, что бы означало сокращение денежного оборота и отказ от свободных рыночных отношений. При этом диктатура усиливалась. Мы знаем, какой вариант был выбран. Индустриализация России была необходима, и это не может быть предметом споров. Индустриализация часто проводилась под давлением государства.
Крестьянство, как сословие, характерное для феодального общества, было обречено. В развитых странах доля занятых сельским хозяйством составляет 3-5%, тогда как 200 лет назад она достигала 80-90%. Можно утверждать, что, выбрав второй вариант, Сталин стал автором первой в мире модели догоняющего развития. Эта модель принесла свои плоды, такие как победа во Второй мировой войне и достижения в области атомной энергии и космонавтики.
Однако сторонники Сталина не должны торопиться с радостью. Процессы в экономике и обществе развиваются медленно, и их окончательные результаты становятся ясными лишь через 70-100 лет. Вместе с коллективизацией пришел упадок сельского хозяйства. Накануне краха коммунистического режима страна импортировала до 40 миллионов тонн зерна, хотя до революции была экспортером.
Индустриализация привела к созданию уникальной планово-распределительной системы, заменившей рынок, что во многом стало причиной экономического краха из-за подрыва естественных мотивов человеческой деятельности. Наследие этих процессов ощущается и сегодня. Таким образом, мы видим итоги двух критически важных развилок в нашей недавней истории: выборы, сделанные не в пользу разума и гуманности, а в пользу силы и подавления человека.
Сейчас существует возможность третьего подобного случая. Нам стоит задуматься над этим выбором.
До встречи,
Евгений Ясин