В пятницу, 11 октября, мне впервые за две недели разрешили встретиться с адвокатом. Начиная с ИК-14 и продолжая в ЛПУ-21, я находилась в полной информационной изоляции. Медицинского запрета на контакты с людьми, который упоминает ФСИН, у меня не было, так как все это время я общалась с сотрудниками этих учреждений. Разговоры с высокопоставленными служителями тюремного управления показали, что причины блокады имеют политический характер, а не медицинский.
Обращаюсь ко всем, кто причастен к моей блокаде: если вы думаете, что отсутствие связи с товарищами сделает меня более податливой и заставит отказаться от взглядов, сформировавшихся за время заключения, вы глубоко ошибаетесь. Давление на меня и нарушение моих прав, включая законное право на встречу с защитой, лишь укрепляет мою позицию по ситуации в Мордовлаге. Спасибо тем, кто поддержал мой протест против беззакония в мордовских лагерях — циничного беззакония, прикрывающегося лозунгами экономической эффективности. Человек не может быть средством; он должен быть целью. Запугивание и унижение не могут быть методами воспитания и исправления человека.
С советских времен мордовские лагеря были для властей последним средством, с помощью которого они пытались сломить волю политзаключенных, не раскаявшихся после своих беззаконных судилищ. Я рада, что могу как-то изменить ситуацию в Мордовлаге, чтобы забрать это пыточное орудие из рук государства. В память о диссидентах Марченко и Галанскове, погибших в советских лагерях, я горжусь ими.
Благодарю адвокатов и своих оставшихся на свободе друзей за то, что они продолжают распространять информацию о моем протесте. Не думаю, что кому-либо пришло бы в голову обвинять, например, Ларису Богораз в том, что она рассказывает людям о действиях Юлия Даниэля в Мордовлаге. Это и есть проявление элементарной гражданской и товарищеской этики.
Я также благодарна правозащитным комиссиям за визиты в ИК-14 после объявления голодовки. Элементарная честность не позволила даже тем, кто приехал загладить преступления ФСИН, игнорировать очевидные грубые нарушения трудового законодательства и уголовно-исполнительного закона в ИК-14. Меня оскорбил вывод некоторых членов президентского Совета по правам человека о том, что моя голодовка инициирована извне. Какое неуважение и пренебрежение ко мне надо иметь, чтобы сделать такое заявление! Это мой срок, моя борьба, мои права, мое здоровье и моя жизнь.
Полтора года назад, на стадии следствия, я могла бы отказаться от своей политической позиции и покаяться, как диссиденты Якир и Красин в 1973 году, и выйти на свободу. Но ничто не заставит меня сделать это. Я выбрала путь последовательности и честности. И как можно думать, что я позволю себе действовать по чужому сценарию, быть безвольной игрушкой в чьих-то руках?
Надеюсь, что правозащитные инспекции в Мордовлаге не будут ограничены краткосрочным визитом в ИК-14. Я знаю, что нарушения прав человека происходят и в других колониях нашего лагерного управления. Я видела полные обреченности глаза женщин, выезжающих из ИК-2, женской колонии в поселке Явас, которая расположена рядом с моим бывшим лагерем. В «двойке», в отличие от ИК-14, сотрудники колонии сами избивают осужденных, которые пытаются протестовать и сопротивляться режиму, и подвергают их наказаниям в ШИЗО, где действуют только холод и побои.
Я обращаюсь к тем, кто заинтересован в соблюдении прав человека в России: зоны — это тоже часть России. Более того, бытует мнение, что тюрьмы — это лицо страны. Я хочу, чтобы в мордовской лагерной системе произошли серьезные изменения к лучшему. Большинство осужденных не верит, что что-то можно поменять, и именно поэтому они молчат. Многие не доверяют правозащитникам и комиссии, тем более проверкам прокуроров и УФСИН.
Почему? Потому что проверка приезжает и уезжает, а мы, осужденные, остаемся у своего разбитого корыта. Нам нужна помощь правозащитников, готовых на долгосрочную и серьезную работу. Пока правдивые показания о положении дел в лагерях могут дать только осужденные-камикадзе, готовые к репрессиям. Неудивительно, что таких единицы.
Я считаю, что реальная правозащитная деятельность может начаться лишь тогда, когда честные показания перестанут считаться героизмом. Нам, осужденным, нужна гарантия того, что на следующий день после отъезда комиссии «жалобщика» не начнут морально и физически убивать. Создание безопасных условий — это долг правозащитника, уважающего себя и свою работу. Постоянный контроль и гарантии безопасности — вот что нужно создать в Мордовии в первую очередь.
Только когда мы добьемся этого, мы сможем приступить к расследованию реального положения в колониях. Я верю, что добиться улучшения условий жизни и труда осужденных в Мордовии и по всей России возможно. Я готова сделать все, что в моих силах. Но моей веры и желания недостаточно. Мне очень нужна ваша помощь. Заранее спасибо.
Лагерная больница ЛПУ-21, поселок Барашево, Мордовия
Надя Толоконникова
11 октября 2013 года