Сергей Адамович Ковалев был воплощением достоинства, ума и бесстрашия. Экскурсию в штрафной изолятор, где он провел время в брежневские годы, я прервал на одиннадцатой минуте, а закричать от отчаяния хотелось уже на третьей. Ковалев провел в этом промозглом каменном мешке многие недели за свои убеждения — не странно ли?
В новые времена он оказался в Грозном и Буденновске. Проклинаемый «державниками», народный депутат спасал людей — спасал под презрительное улюлюканье «большинства», к которому никогда не принадлежал и не мог принадлежать. Это наша проблема, а не его. Он не боялся выпрямиться в полный рост среди этой превосходящей массы сограждан, людей, чаще всего без имени и биографии. Их науськивали на Ковалева – и так, как ненавидели его, мало кого ненавидели в нашей новейшей истории.
Сказать, что он «держал удар», — формулировка не очень точная. Его нравственный императив был, удивительным образом, под стать звездному небу, и отклониться от этого азимута было для Ковалева делом физически невозможным. За свой легендарный характер Сергей Адамович получил от друзей ласковое прозвище «Саддамыч», но вот передо мной письмо от него, полученное пару лет назад: «Знали бы Вы, как помогает Ваша поддержка в постоянной войне с сомнениями, самокопанием, приступами бессилия». Это — о цене, по которой дается безукоризненно прожитая жизнь. О том, что находится за кулисами подвига.
Сергей Ковалев был патриотом России, но это слово так давно и прочно замарано негодяями, что его следует варить в семи щелочах десятилетия напролет, прежде чем употребить без прилипших кавычек. Ковалев был русский интеллигент в почти утерянном значении этого слова: кормушки не интересовали его, и мало интересовали внешние обстоятельства собственной жизни. Всерьез — и многие годы — мучила Сергея Адамовича только невозможность исправить историческую траекторию страны.
Массы были несопоставимы, но, как мало кто на нашей памяти, он мог бы сказать словами Макмерфи: «Я хотя бы попробовал». Когда-нибудь, может быть, то самое большинство наберется ума и совести, чтобы сказать запоздалое «спасибо» и поклониться памяти этого невероятного человека.