Кажется, Лючия ди Ламмермур (Гаэтано Доницетти, 1835) — это опера, на которой я обречена плакать. Впервые я слушала ее две недели назад на сцене театра Станиславского и рассказала только о первом и втором акте. Сегодня увидела заключительный, третий, и поняла, за что поклонники превозносят исполнительницу заглавной роли, Хиблу Герзмаву. Я разделила их восторг и преклонение перед примадонной. Ангельское пение Хиблы растрогало до глубины души, до дрожи и слез.
В первом действии перед нами разворачивается трагедия девушки, живущей в мире эгоистичных, амбициозных и равнодушных мужчин, которые оказываются ее родственниками и близкими. Лючия Астон полюбила заклятого врага своей семьи, Эдгардо Равенсвуда, и теперь противостоит всему миру: предыдущим поколениям Астонов, посвятивших свою жизнь истреблению рода Равенсвудов, своему брату Энрико, отчаянно пытающемуся поправить свои дела, выдав сестру за влиятельного человека, графа Артуро. Даже воспитатель и друг Лючии, Раймондо, и компаньонка Алиса не одобряют ее выбора и призывают отказаться от роковой страсти. Эдгардо усугубляет страдания любимой – отправляется во Францию, предварительно потребовав от Лючии супружеской клятвы, фактически шантажируя ее. Если бы Лючия отвергла его любовь, он продолжил бы мстить за род Равенсвудов, уничтожая Астонов.
Стараниями домочадцев Лючия не получает писем от Эдгардо. Уговорами, насилием и обманом брат и духовник принуждают ее к браку с Артуро. Но в следующую минуту после подписания брачного договора врывается Эдгардо и обвиняет Лючию в измене. Несчастная теряет сознание, а вскоре и рассудок.
Третий акт начинается с дуэта Эдгардо (Чингис Аюшеев) и Энрико (Илья Павлов), которые назначают поединок, не из мести за возлюбленную и сестру, но из давней ненависти друг к другу, наследуемой от отцов. Затем на сцену появляется Лючия (Хибла Герзмава), неся за плечами непосильный груз собственной судьбы – белую фату. Невероятно пронзительная картина: тихая, погруженная в себя Лючия с бледным, обращенным к небу лицом, молча проходит от одной кулисы до другой, и фата тянется за ней, словно тяжелый белый катафалк.
Мы не услышали еще ни слова о ее сумасшествии, но от этой безмолвной картины сердце начинает щемить в ужасном предчувствии. Следующий намек на трагический конец звучит в сцене свадебного пира, сопровождающегося красивым балетом, где в пантомиме кратко показана вся история Ламмермурской невесты, заканчивающаяся ее смертью – хотя Лючия в этот момент еще жива.
В разгар свадебного пира духовник и учитель Лючии, Раймондо (Роман Улыбин — роскошный бас, мой любимый в театре Станиславского), объявляет, что Лючия в беспамятстве зарезала Артуро, своего новообретённого мужа. Итак, мы добрались до апофеоза всей оперы — триумфа Хиблы Герзмавы – сцены сумасшествия. Лючия начинает петь о том, что счастлива быть женой Эдгардо, совершенно не помня о браке с Артуро, и мы понимаем, что она лишилась рассудка.
Разум уже покинул Лючию, и душа постепенно прощается с телом. Лючия высвобождается из панциря свадебного наряда и остается в летящей тунике, которая скоро станет саваном. Она похожа на ангела: взмах рук в невесомых одеждах превращается во взмах крыльев, поворот — и кажется, что она взлетает.
Как показать сумасшествие? Лючия разговаривает с теми, кого нет в мире ее оперы. Свесив босые ножки в оркестровую яму, она поет для оркестра, который затихает, оставляя голос наедине с залом. Это самое сложное и красивое пение, которое я слышала. Голос поднимается на немыслимую высоту, летит, переливается, кувыркается и снова взмывает жаворонком. Ради этого момента стоило написать всю оперу.
Абсолютно лишенный какой-либо резкости голос Хиблы завораживает, обволакивает и проникает в такую глубину души, о существовании которой невозможно было бы даже догадываться — особенно когда слушаешь дуэт Хиблы и флейты. Лючия ди Ламмермур всегда проходит с аншлагом, и мне за две недели до спектакля удалось взять билет только в дальнюю ложу. Но благодаря этому я заметила еще одного участника спектакля – огромный хор, из которого на сцене помещалась, возможно, половина, а столько же находилось в ложах над оркестровой ямой и даже на балконе, создавая потрясающее звучание.
Практически все рецензии на Лючия ди Ламмермур сосредоточены на совершенно заслуженном восхвалении вокала Хиблы Герзмавы — в том числе и мой первый рассказ. Но в дуэте с ней не менее проникновенно поет тенор, исполняющий сложную партию Эдгардо — и в обоих спектаклях это был Чингис Аюшеев. Его звонкий голос по тембру напоминает мне Роландо Виллазона.
Уже по окончании спектакля вспомнила о тех критиках моего блога, утверждавших, что последней правильной Лючией была Мария Каллас, скончавшаяся почти полвека назад. Но какая запись породит такую дрожь во всем существе, какую вызывает живое пение Хиблы? Весь вечер меня била лихорадка, не отпускало до глубокой ночи. И пусть это позиция дилетанта, не изучавшего теорию и технику вокала, но я оцениваю оперу исключительно по степени эмоционального воздействия: растрогал спектакль до слез — значит, он стоящий.
13.12.12. Доницетти. Лючия ди Ламмермур. Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко. Лючия – Хибла Герзмава, Эдгардо Равенсвуд – Чингис Аюшеев, Энрико Астон – Илья Павлов, Лорд Бэклоу – Олег Полпудин, Раймондо – Роман Улыбин, Алиса – Элла Фейгинова. Дирижер – Вольф Горелик, Режиссер-постановщик – Адольф Шапиро, Художник-постановщик – Андрис Фрейбергс.
Фото автора
