Есть такие люди, кого Русская Православная Церковь смогла удивить. Теперь это не только ее собственные прихожане, но и ни в чем не повинные граждане. Модель РПЦ не совпала с реальностью. С моделями так бывает, даже если они рождаются в чистых душах семинаристов первого класса или, напротив, в эластичных душах директоров музеев. Даже чиновникам светского государства, которым по конституции вообще не положено иметь души, случается строить неверные модели РПЦ.
Вопросы о том, как «на самом деле» устроена РПЦ, оставим без обсуждения. Наша задача будет скромной: описать модель — то есть механизм, на котором можно предсказывать все действия РПЦ как корпорации, как вне ее самой, так и внутри. Внимательные аналитики уже создали одну модель. Она правильная, но слишком грубая, поэтому дает много ошибок. Ее точность — всего 60%. Но мы начнем с нее, а потом подправим до ста процентов. Это так называемая бизнес-модель: РПЦ — монопольная корпорация в области ритуального бизнеса.
Недосягаемым образцом для нее является Газпром. РПЦ стремится присутствовать на всех уровнях: от частных квартир бедных граждан до Кремля и международной политики. Она вовлечена в мировую конкуренцию естественных монополий, где ее главный конкурент, Вселенский патриархат в Константинополе, сжимает ее горло, заставляя выпустить Украину…
В задачи РПЦ, как и Газпрома, не входит сохранение культурных ценностей. Из работника ритуального бизнеса можно сделать музейщика, но это будет музейщик из… работника ритуального бизнеса. История с Исаакием рифмуется с несостоявшейся «кукурузиной» Газпрома на месте Ландскроны и Ниеншанца. Однако бизнес-модель противоречит другим свойствам РПЦ. Настоящие деньги любят тишину, а РПЦ предпочитает одновременно и деньги, и шум.
Роскошь иерархов достойна африканских вождей, а не скромных миллионеров. Неэффективность рабского труда доказана, а рядовые священники РПЦ утверждают: в России рабство отменили в XIX веке, но не для попов. Наконец, обычно бизнес не защищается ни крестными ходами штурмовиков, ни хороводами юношей бледных со взором горящим, всякого пола и возраста. Это признак формирования в бизнес-структуре регрессивных групп.
Все три типа таких групп по Уилфреду Биону найдут место в нашей точной модели РПЦ. Она будет представлять собой живое существо, состоящее из мясистого тельца и двух створок тонкого внешнего скелета. Тело — это начальство всех уровней, их подчиненные и те немногие верующие, которые спрашивают у духовенства, как жить. По Биону, это группа зависимости (dependency). Младшие перед старшими инфантильны и безответны, старшие перед младшими нарциссичны и садистичны. Садо-мазо всем дает свою толику счастья, не обходя даже самых униженных.
Свойственный лидерам нарциссизм часто сопряжен с гомосексуальностью (это медицинский факт). Без нее никуда, а разрешить каждому невозможно. Поэтому она становится продуктом элитного потребления и карьерным лифтом. Внешний скелет — то единственное, что видно издали, если смотреть из светского общества. Скелет тонок, но прочен, хоть и выглядит облезло: от него всегда что-то отслаивается.
Одна створка — штурмовики. По Биону, это группа нападения-бегства (fight-flight). Они всегда воюют, а для этого постоянно ищут врагов. Врагов не хватает, поэтому приходится воевать друг с другом, а иногда и с начальством. Старые слои хитина отшелушиваются, но новые нарастают. Вторая створка — идеалисты. Они ждут и готовятся. Про свое начальство они всё знают, но веруют в Церковь.
Но не в ту, где есть каноны и примеры святых, объясняющие, как в Церкви нужно менять плохое руководство и, главное, обязывающие это сделать. А в свою — в которой «всегда так было». По Биону, такие группы называются группами парности (pairing). Они похожи на супружескую пару, которая все надеется, что у нее родится Некто, кто придаст смысл ее жизни, а пока что ждет и не очень живет. Кто-то устает и уходит, но приходят новые.
Вот с каким боевитым существом наши деятели культуры «ведут диалог», а наши чиновники не знают, как его раскормить, чтобы оно прикрыло своей красотой их собственное безобразие. Даже не знаешь, кто тут самый главный идеалист. Судя по их упорной вере в прекрасное — чиновники.