(по телефону) В передаче «Без дураков» я затронула крайне важную тему, касающуюся тех, кто вернулся с войны, а также тех, кто на протяжении четырех долгих и кровавых лет оставался вдали от фронта. Их постарались лишить самоуважения, которое должно быть у победителей в такой страшной войне. Когда меня спросили, в чем это проявлялось, я не смогла сразу ответить. Самое страшное впечатление заключалось в том, как обошлись с теми, кого искалечила война. Люди, лишившиеся конечностей, обожженные — начиная с 1944 года и особенно после ее окончания, они заполнили Москву. Это были не только москвичи, которые пострадали в боях, но и люди из других регионов страны. Хотя в Москве тогда тоже было голодно, люди жили на карточках, однако здесь было легче, чем в других уголках, которые страдали от голода и лишений, особенно в 1946-1947 годах. Инвалидов войны было очень много. Молодые ребята. Если у кого-то не было ног, то они передвигались на деревянных конструкциях, похожих на табуреты, с колесиками, отталкиваясь руками от земли. Кто-то из них просил милостыню, кто-то пел или играл. Часто среди них встречались пьяные. Понятно, жизнь для них, в общем-то, нормальная человеческая жизнь, завершилась. Хотя кто-то мог бы их осудить, мы не осуждали. Мы их не жалели — нам было их жаль, мы понимали. И вот, вдруг, в один день, такие люди исчезли с улиц Москвы, все до единого. Мы не знали, что с ними произошло. Только после смерти Сталина стали поступать сообщения о том, что их всех собрали и выселили на какие-то острова, где их кормили и оставили доживать. Представляете, какую жизнь им устроила Родина? Не мать, а мачеха.
Меня также очень… «возмущало» — это не то слово, я не знаю, как это выразить. У нас в окружениях, в страшных битвах погибали десятки тысяч людей. Я об этом помню, ведь у моего отца, не вернувшегося с фронта, была такая же участь. Он попал в окружение — это Вторая ударная армия, которая пыталась снять блокаду с Ленинграда. Они оказались в окружении под Старой Руссой, в Мясном бору, где погибли десятки тысяч человек. Это страшное название вдруг прозвучало иначе — местные крестьяне не заходили в этот лес ни за ягодами, ни за грибами, ни за дичью. Потому что под каждым кустом лежали погибшие от голода и снарядов. Государство не потратило ни копейки и не сделало никаких усилий, чтобы предать этих воинов земле — они так и остались лежать, добыча диких зверей. Лишь позже, возникли добровольческие поисковые отряды, которые начали искать останки этих людей и продолжают это делать каждое лето. Погребают безымянными, потому что медальоны, которые должны были быть у каждого военного, были из плохого металла и все истлели. Очень редко удается обнаружить целый. Поисковики также отмечают, что медальоны с останков немецких солдат сохраняются, а наши разрушаются — это тоже экономия на металле.
Знаете, до сих пор к 65-летию победы говорили: «Обеспечим ветеранов войны квартирами». Сколько их осталось живых через 65 лет? Горсточка. И до сих пор мы слышим, как оставшиеся ветераны, после стольких лет скитаний, не могут получить даже сносного жилья. Это и есть унижение. Я уже не говорю о том, как разговаривали и допрашивали тех, кто попал в плен и затем вернулся. Их отправляли в лагеря, сотни тысяч тех, кто был в плену, стали предателями. Муж моей тёти, Василий Чумаков, оказался в плену, бежал из него и продолжал воевать. Когда он вернулся в родной Херсон, он рассказал, как его допрашивали. Говорили: «Как ты попал в плен?» — на что он отвечал, описывая свою безвыходную ситуацию. А допросивший его человек мог сказать: «Ты не мог уползти, но мог застрелиться, чтобы не попасть в плен?» Вот как обращались с людьми, вернувшимися с войны победителями.
В одной из песен говорится, что «мы тебе колхозом дом построим», чтобы все видели: здесь живет семья героя, защитившего страну. На деле же они возвращались в тех шинелях, в которых воевали, потому что не было денег ни на пальто, ни на костюм, голодные скитались по углам. Вот так Родина отплатила своим победителям. Это все, что я хотела сказать. Конечно, так длинно я говорить не могла бы, но это до сих пор волнует, потому что унижение каждого из них — это унижение нас всех.