Меня на митинге не будет. Мы с Михаилом и Александром будем в Екатеринбурге проводить новогодние корпоративы два дня подряд – 23-го и 24-го. Можете подвергать меня обструкции сколько угодно, но я считаю, что если уплачено, то надо работать, потому что люди ждут. Один раз в моей жизни я отказалась от работы – когда нас с Тосей в срочном порядке отправили в Филатовскую, ей было два с половиной года. И, кстати, за меня Михаил отработал, так у нас в семье всё организовано.
Если бы мы были в Москве, мы бы пошли на митинг, и я с удовольствием помогла бы в проведении и организации – у меня на это есть опыт. Но и в Екатеринбурге мы не будем в стороне: 23-го будет эфир на местном радио, а 24-го мы всё-таки пойдем на митинг. Всех приглашаю, кто рядом. Не бойтесь, ради бога. Они тоже боятся. Они боятся нас и не хотят связываться с нами, как это ярко продемонстрировал Вэ Вэ в своей прямой линии. Они даже не хотят нас замечать.
Как говорила Фаина Георгиевна, когда с ней не здоровались: «Ну, пока здесь никого нет, пойду-ка я посру». А мы устали от того, что на нас это делают. Мы хотим, чтобы нас хоть немного заметили. Я молчу о том, что нам еще отмываться, между прочим. Ну, ладно, не нам – мне. Не буду за всех расписываться. Я очень хочу, чтобы меня заметили. Чтобы со мной поговорили, чтобы спросили, как я живу вообще? Может, мне чего-то не хватает?
Мне кажется, на меня давно плевали и ни о чем не спрашивали, а потом 24-го сентября плюнули так, что я аж пошатнулась и реально подумала: «Ну, что за издевательство?» Нет, такие мысли у меня были и раньше, но я всё-таки руссо типико: терплю до последнего. И приучили меня к этому даже не они, а те, кто был до них – к этой презумпции вечной виновности. Виновности в том, что меня надо лечить, учить моих детей, обеспечивать меня в старости, предоставлять жилье, строить для меня дороги – всё это мне необходимо, иначе я не выживу. А им бы было легче – меньше народа, меньше проблем.
Ничего не напоминает? Это я к тому, что давно уже так с нами поступают. Но я при этом никакой не революционер. Я просто хочу, чтобы меня заметили. И чтобы поговорили со мной как с равным человеком. Поэтому я иду на митинг, а не для того, чтобы свергнуть проклятую вертикаль. Я не умею свергать и не хочу становиться политиком. Я хочу быть спокойной матерью и веселой телеведущей. И я уверена, что это возможно. Но не в Нашей, не в Единой, не в Справедливой и не в Другой России. А в моей России. В такой, немножечко другой стране.
