Когда летом 2014 года был сбит малазийский «Боинг», российское медиа-пространство переполняли суждения о том, что нельзя делать поспешных выводов. На экранах телевизоров «эксперты» пускались в назидательные откровения, утверждая, что «Боинг» взорвался сам, что пассажиры якобы были мертвы до взрыва, что ракету запускали украинские военные, и что у сепаратистов не было никаких «Буков». Однако ситуация была ясна с самого начала. Почему-то многие предпочитают отбрасывать очевидные объяснения и плескаться в омуте вторичных версий.
В случае с гибелью аэробуса А321 очевидно, что он был уничтожен действиями исламистов, которые объявили России войну в ответ на военное вмешательство в Сирию. Это заключение определяется пятью факторами:
- Логика политического контекста. Практически месяц назад Путин отдал приказ о начале бомбардировок Сирии для борьбы с терроризмом, подразумевая под этим «Исламское государство» (ИГ), запрещенное как в России, так и за ее пределами. Другой декларируемой причиной вмешательства было спасение режима Башара Асада, который длительное время терял контроль над своим государством.
- Технические особенности взрыва. Эксперты-авиаинженеры уверены, что никакая техническая неисправность не могла привести к мгновенной дефрагментации самолета. Мгновенный распад мог быть вызван только внутренним взрывом.
- Первоначальная реакция российских властей на катастрофу. Президент России сразу понял возможные последствия трагедии для своей сирийской политики. Признание того, что самолет сбили в ответ на сирийскую операцию, означало бы признать, что война унесла жизни сотен российских граждан.
- Отсутствие убедительных аргументов в пользу «невоенной» версии. Все альтернативные версии о неисправностях самолета и других факторах не выдерживают критики, учитывая явные угрозы со стороны ИГ.
- Кредит доверия. Каждая сторона, обсуждая версию произошедшего, располагает определенным кредитом доверия, что также влияет на восприятие событий.
Силы, участвующие в сирийской войне, имеют сложное соотношение. Поддержка ИГисходит от множества группировок, активно действующих против режима Асада. В ответ на российское вмешательство, ИГ объявила войну российской армии и народу. На северном Синае, где был сбит А321, действуют исламисты, готовые к боевым действиям.
Федеральная служба авиации США, исходя из угроз, запретила своим самолетам совершать полеты на высоте ниже 26 000 футов над севером Синайского полуострова. Таким образом, можно выделить несколько компонентов, которые складываются в ясный пазл:
- Северная часть Синая является зоной боевых действий;
- В этом районе окопались боевики ИГ;
- Над этим районом должен был пролететь российский А321;
- ИГ находится в состоянии войны с Россией;
- А321 воспринимается ИГ как вражеский самолет;
- ИГ заявило о намерении атаковать гражданские объекты России;
- Самолет терпит катастрофу;
- ИГ берет на себя ответственность за катастрофу.
Вывод о том, что самолет был уничтожен в ответ на предшествующие угрозы, является наиболее простым и логичным. Альтернативные версии о неисправностях или невыплаченных зарплатах экипажу должны быть отсеяны как ненужные. Упомяну, что год назад произошла трагедия с британским лайнером «Лузитания», когда Германия сразу взяла ответственность за потопление судна, объявив это актом войны.
С моей точки зрения, гибель А321 следует считать актом войны, а не терактом. Граница между этими понятиями может быть зыбкой, но основное отличие состоит в том, что теракт совершается в мирное время, когда одно государство не объявляет войну другому. Таким образом, российская интервенция в Сирию — это тоже акт войны по отношению к антиасадовским силам и, в частности, к ИГ.
Поэтому и сбитый «Боинг», и сбитый А321 являются жертвами военной агрессии, что делает их трагедию одинаково позорной и ненужной.
Можно заключить, что технические детали катастрофы подтверждают версию о террористическом акте. Разгерметизация, вызванная взрывом, могла произойти от относительно небольшого количества взрывчатого вещества, размещенного в правильном месте. Очевидцы отмечают низкий уровень безопасности в аэропорту Шарм эль-Шейх, где любой мог легко проникнуть на борт и оставить взрывное устройство.
Первоначальная реакция властей на катастрофу также указывает на понимание серьезности последствий. Президент России, осознавая значение трагедии для своей политики, на время ограничил свои публичные выступления, понимая, что признание этого факта могло бы подорвать доверие к его управлению.