Ровно год назад, 21 февраля 2012 года, участницы группы Pussy Riot совершили поступок, который, несмотря на разные оценки, надолго останется в памяти современной российской истории. Панк-молебен в Храме Христа Спасителя, ставший известным на весь мир, привел к аресту и суду над Надеждой Толоконниковой, Марией Алехиной и Екатериной Самуцевич — тремя девушками, чье действие многие россияне либо отвергли, либо просто не поняли.
Сначала не понял его и я, но, как и многие либералы, считал кампанию травли, развернутую властями и путинистами против них, — беззаконием и издевательством. Со временем, прочитав письма девушек из СИЗО, вглядевшись в их лица и вслушиваясь в их речи перед «чудищем об́лым, озо́рным, огромным, стозевным и лаяй», которое олицетворяет оксюморон «российское правосудие», я осознал: панк-молебен стал криком души, криком отчаянья от того, что делает с Россией нынешняя власть.
Сами девушки стали вспышкой света на фоне мрака, в котором Путин и его опричники топят мою Родину, кратким пробуждением от кошмарного сна, в котором уже столько лет чахнет мой народ.
В европейской истории судебный процесс нередко знаменовал собой начало нового, как правило, репрессивного периода. Так, в 1933 году Лейпцигский процесс о поджоге рейхстага стал юридическим символом окончательного захвата власти нацистами. Суд над Бродским (1964) обозначил начало конца хрущевской оттепели, а процесс Синявского и Даниэля (1965-1966) стал окончательным отказом от нее и переходом к этапу брежневской реакции и застоя. Суд над Pussy Riot стал символом начала политических репрессий в 13-летней истории путинизма.
Его можно рассматривать как точку невозврата для нынешней власти, как гудок истории, возвестивший о вступлении в стадию авторитаризма, к которому путинский режим движется последовательно. За год после панк-молебна страна изменялась. Арест девушек словно стал сигналом для репрессивной машины: «Будем гнобить несогласных», — возопила она.
Запущенный механизм охоты за ведьмами включил Прокуратуру, Следственный Комитет и ФСБ, которые начали фабриковать уголовные дела против противников режима. В тюрьме, в ожидании суда, находятся участники Болотного дела. Один из фигурантов, Александр Долматов, уже доведен до смерти. Как только у оппозиции появляется лидер, а власть сталкивается с достойным соперником, она бросает всю мощь своей репрессивной машины.
Гудков, Удальцов, Развозжаев, Навальный… Список пополняется каждую неделю. Параллельно с жандармскими гонениями Дума развернула кампанию законодательного терроризма против собственных граждан. Депутаты без усталости принимают законы, превращающие российскую жизнь в оруэлловскую антиутопию, а россиян — в стадо. И на все это одобрительно взирает церковь, имитирующая Христианство.
Клирики и клерикалы потирают руки, ведь стадо — это хорошо; чем больше оно и глупее, тем сильнее нуждается в пастыре, в пастухе-предстоятеле с освященным кнутом. Дело Pussy Riot напоминает процесс Бейлиса — и по резонансности, и по религиозным импликациям, и по эффекту поляризации, который они произвели в обществе, расколов его на непримиримые лагеря.
В 1913 году Россия выдержала испытание временем, и с оправданием Бейлиса демократические ценности восторжествовали, хотя и ненадолго. Через 99 лет вердикт Хамсуда и масштабная поддержка этого вердикта показали, что страна оказалась в омуте реакции, антилиберализма и религиозной нетерпимости.
Спасибо Наде, Марии и Катерине: они помогли нам увидеть, что случилось с нашей страной. Спасибо, что нашли в себе смелость указать на наш позор и на то, как низко мы пали, позволив ворам, мерзавцам, лгунам и ханжам издеваться над нами.
