Генеральному прокурору Российской Федерации действительному государственному советнику юстиции И. В. Краснову
Уважаемый Игорь Викторович!
Зная не понаслышке, как адресованные руководству прокуратуры заявления и жалобы тонут в подразделениях по работе с обращениями граждан, обращаюсь к Вам через прессу. Вопрос, который я хочу поднять, по моему глубокому убеждению, заслуживает Вашего внимания.
В средствах массовой информации опубликованы сообщения о возбуждении уголовного дела и объявлении розыска Сергея Савельева — того самого Савельева, который передал в общественную организацию «Гулагу нет» обширные сведения о массовом применении самых изощрённых пыток, содержащихся в местах лишения свободы осуждённых. Из опубликованной информации видно, что Савельева упрекают в разглашении сведений, составляющих государственную тайну, и в незаконном доступе к компьютерной информации. Официальных опровержений этих сообщений не последовало. Более того, 31 октября было обнародовано сообщение о требовании Госкомнадзора заблокировать в Интернете информацию «Гулага нет» о пытках.
Главный государственный орган надзора за соблюдением законности в стране — прокуратура — по каким-то причинам хранит молчание. Между тем, именно от прокуратуры люди вправе ожидать самой острой реакции на сведения о пытках в местах лишения свободы. Прокуратура призвана вскрывать нарушения прав человека и добиваться наказания виновных. Забота о соблюдении законов на предварительном следствии — в том числе на стадии возбуждения уголовного дела — тоже является предметом заботы прокуратуры.
Трудно поверить, что поднадзорные чиновники органов внутренних дел, службы исполнения наказаний или каких-либо других ведомств не знают, что сведения о нарушениях закона не подлежат засекречиванию. Согласно статье 7 закона Российской Федерации от 21.07.1993 года в редакции ФЗ от 11.06.2021 года «О государственной тайне» и части четвёртой статьи 161 УПК РФ, на эти сведения не распространяется запрет разглашения данных расследования. Поднадзорные оперработники, следователи и сотрудники ФСИН, возможно, об этом забыли, но надзирающие прокуроры должны помнить.
О каких, собственно, тайнах идёт речь? Пытки, насилие, систематическое унижение осуждённых в местах лишения свободы с ведома или по инициативе администрации, или совершаемые сотрудниками этих учреждений — это давно известные факты. Новое в разоблачениях «Гулага нет» лишь раскрытие масштабов этой деятельности и участия в ней не только низовых звеньев системы, но и структур регионального и федерального уровней, органов безопасности и следователей.
Таким образом, ни о каком наказуемом разглашении секретов здесь не может идти и речи. Издевательства и пытки, более изощрённые, чем в фашистских застенках, прятать от общества просто недопустимо. В действиях Савельева нет состава правонарушения и уж тем более преступления.
Не лучше выглядят претензии к Савельеву по поводу несанкционированного доступа к компьютерной информации. Как сообщается, он был допущен к этой информации администрацией колонии, в которой отбывал наказание. Это действительно был незаконный доступ, однако он оказался за компьютером по приказу администрации. Такова была его трудовая повинность, в то время как другие осуждённые подметали двор или переносили тяжести. А Савельев, нарушая законы и правила, сидел за клавиатурой с превышением рабочего времени и без оплаты труда.
Но не это главное. В действиях Савельева нет состава преступления, так как действия, направленные на разоблачение преступления, не могут быть признаны преступными по определению. Савельев, отбывая наказание в исправительном учреждении, был подневольным человеком. В случае непослушания ему грозили пытки, и исход мог быть трагическим.
Время от времени в печати появляются сообщения о голодовках и суицидах осуждённых как о последнем средстве сопротивления произволу администрации. Иногда таким средством становится бунт, который подавляется самым жестоким образом. Савельев избрал другой путь. Его действия были законными и необходимыми, так как иные способы борьбы были заведомо неэффективны. Многочисленные жалобы остаются без надлежащей проверки и оборачиваются для заявителей ухудшением их положения.
Суицид и голодовки не являются методами борьбы. Лишение себя жизни или самоистязание не приведёт к исправлению ситуации, скорее наоборот. Поручите сотрудникам Уголовно-судебного управления Генпрокуратуры подыскать практику Верховного суда, которая признала наличие крайней необходимости в действиях людей, от безысходности совершивших даже преступления.
У Савельева не было другого способа бороться с пыточным режимом. Он сделал всё, что мог, и рассматривать это как повод для уголовного преследования — значит, солидаризироваться с преступной практикой систематических истязаний осуждённых.
Отсутствие надлежащей реакции и попытки привлечь Савельева к уголовной ответственности не формируют у людей мнение о нём как о преступнике. Напротив, они создают представление о том, что распространённость пыток и унижение достоинства — это государственная политика, а Савельев, как и другие граждане, — безмолвные жертвы этой политики.
Уважаемый Игорь Викторович! В сложившейся ситуации от действий прокуратуры зависит, сможет ли государство очиститься от этого зла, или всё сведётся к наказанию отдельных сотрудников колоний и рассуждениям о том, что нарушения закона в этой службе не носят системного характера.
На самом деле нарушения охватили большинство учреждений службы, от западных границ до Сахалина. Вопрос о нарушениях прав человека в колониях и тюрьмах обсуждался Советом по правам человека при Президенте РФ, но увещевания не работают. Протяжённость проблемы свидетельствует о системности ситуации.
Очевидно, что только прокуратура в состоянии добиться решительного преодоления произвола, творимого сотрудниками службы исполнения наказаний.
Ю. А. Костанов, государственный советник юстиции второго класса