20 декабря исполнилось ровно сто лет с того дня, как большевики, захватив власть, учредили ВЧК — Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Со временем она трансформировалась в ОГПУ, затем в НКВД, после в МГБ, потом в КГБ, а сейчас называется ФСБ. Сотрудники службы по-прежнему с гордостью именуют себя чекистами, украшают кабинеты портретами Дзержинского и в периоды обострения пытаются вернуть памятник «железному Феликсу» на прежнее место в центре Лубянской площади.
Напоминаем, что Феликс Дзержинский, первый глава ВЧК, был организатором и руководителем массового «красного террора» в годы Гражданской войны, основателем первых концлагерей, одним из авторов идеи брать заложников из числа «представителей эксплуататорских классов», включая научную и творческую интеллигенцию, и расстреливать их в назидание остальным. Даже если Дзержинский сам ни разу не нажал на курок и не защелкнул наручники на запястьях арестованного, он несет как минимум политическую и моральную ответственность за реки крови, пролитые большевиками в борьбе за власть и создание СССР, за сотни тысяч бессудных приговоров, за аресты, пытки и казни.
Выдающийся русский философ Николай Бердяев, который был арестован ЧК и которого допрашивал лично Дзержинский, описывал его так: «Это был фанатик. По его глазам он производил впечатление человека одержимого. В нем было что-то жуткое. В прошлом он хотел стать католическим монахом, и свою фанатическую веру он перенес на коммунизм». Точную цифру жертв «красного террора» историки назвать затрудняются — в архивах не сохранилось многих документов, в первые годы после октябрьского переворота большевики часто не утруждали себя документированием расправ над политическими противниками и недовольными гражданами. Разные историки приводят различные цифры, но не исключено, что счет уже тогда шёл на миллионы.
Что касается сталинских репрессий, здесь все известно гораздо четче: только в 1937-1938 годах было арестовано не менее 1,7 миллиона советских граждан и не менее 700 тысяч расстреляно.
К юбилею спецслужбы ее директор Александр Бортников дал пространное интервью правительственной «Российской газете» — интервью с явной апологетической направленностью. Бортников утверждает, что слово «чекист» — нормальное, что чекисты не открещиваются от прошлого, а лишь признают, что в нём были перегибы на местах. По его словам, чекисты тоже были жертвами массовых репрессий, а сами репрессии закончились в 1938 году, когда из НКВД выгнали карьеристов. Во время войны органы успешно ловили шпионов и выявляли предателей; при Андропове чекисты начали работать более гибко, но полностью отказаться от жестких действий было невозможно. В настоящее время ФСБ свободно от политического влияния, не обслуживает партийные или групповые интересы.
Таким образом, создается несколько идеализированная картина о белых и пушистых. «Чистые руки, горячее сердце, холодная голова». И вот что я вспомнил: 18 лет назад, 20 декабря 1999 года, Владимир Путин, тогда еще премьер-министр, но уже почти новый президент России, приехал в клуб имени Дзержинского на Лубянке на традиционное торжественное собрание по случаю «Дня чекиста». Обращаясь к собравшимся ветеранам органов, по сути, там сидел весь генералитет бывшего КГБ, Путин произнес: «Разрешите доложить, что группа сотрудников ФСБ, направленная вами в командировку для работы под прикрытием в правительство, на первом этапе со своими задачами справляется». Это было сказано с иронией, но в каждой шутке есть доля истины. И для России эта истина оказалась весьма печальной.
В течение следующих нескольких лет в России на всех значимых постах в государстве — от президента до губернаторов — оказались бывшие сотрудники спецслужб, которые, как гласит пословица, бывшими не бывают. Путин, Фрадков, Сергей Иванов, Виктор Иванов, Нарышкин, Якунин, Чемезов и многие другие… Теперь даже бывшие охранники достигли губернаторских кресел. Это можно назвать «новым дворянством», как однажды выразился бывший глава ФСБ Патрушев. Россия в итоге превратилась в чекистское государство. Управляют страной люди, которые, исходя из своего образования, воспитания и опыта, делят всех на своих и чужих. Их картина мира строго черно-белая. Граждане для них либо неблагонадежные объекты наружного наблюдения, либо относительно благонадежные объекты для вербовки в качестве информаторов. Все важнейшие решения в стране — политические, законотворческие, кадровые — принимаются и реализуются словно секретные спецоперации. Люди, воспитанные видеть во всем происки вражеских спецслужб, воспринимают Запад как потенциального противника, что обрекает страну на бессмысленную конфронтацию с внешним миром, которая рано или поздно истощит ее ресурсы.