Логично, что в годовщину возвращения «национальному лидеру» официальных президентских полномочий подводятся некоторые итоги его затянувшегося правления. На днях депутат городской думы Екатеринбурга Леонид Волков в своем блоге «Нормальные запутинцы» искренне удивился, как быстро исчезли «совершенно психически нормальные сторонники Путина» и взамен распространились явления «фрики за Путина» и «за деньги за Путина», как резко выросло число «героев лизательного фронта». Он признался: «Я даже скучаю по ним, по нормальным людям, голосовавшим за Путина в 2000 и в 2004 годах, которым не приходилось стыдиться власти и своего кандидата… А первый срок Путина и сейчас считаю одним из самых успешных (если не самым успешным) периодов в новейшей истории России, в первую очередь с точки зрения институциональных реформ».
Меня же гораздо больше удивило именно это признание из уст весьма продвинутого человека. Во-первых, говоря о диктаторе, который у власти уже 14-й год, в принципе неверно дробить его деятельность на какие-либо сроки. Это годится только для демократических государств. Можно обсуждать «первый срок Обамы» или даже «первый срок Ельцина», потому что в конце второго Ельцин ушел. Но бессмысленно восхвалять, к примеру, «первый срок Гитлера», когда в Германии начали строить дороги и упала безработица, или «первый срок Сталина», когда в СССР еще процветал НЭП. История оценивает диктаторов по совокупности их деятельности. Тут все взаимосвязано, и нельзя отделить одно от другого. Поэтому миф об «успешном сроке» Путина правдоподобен не более, чем байки об «эффективном менеджере Сталине, который порой излишне увлекался администрированием».
Во-вторых, утверждение об успешных институциональных реформах в 2000-е годы неверно по существу, хотя до сих пор и является базовой легендой системных либералов. Нам рассказывают о принятии важных законов, понизивших налоговое бремя, облегчивших ведение бизнеса и т. п. Однако, на мой взгляд, «институциональные реформы» — не то, что записано на бумаге: карманная Дума штампует любые спущенные сверху решения. В условиях диктатуры важно не формальное содержание закона, а то, как он применяется. Реформы можно считать действительно институциональными только в том случае, если они ощутимо меняют жизнь страны.
Из разнообразных деяний раннего Путина сразу же вспоминаются три его поистине институциональные реформы, не восхитившие и многих «нормальных запутинцев» (а некоторые из них даже стали «стыдиться власти и своего кандидата»):
- НТВ. Показательный разгром независимого телевидения. С тех пор федеральные средства массовой информации превращены в послушное орудие кремлевской пропаганды.
- «ЮКОС». Показательный разгром крупнейшей частной компании России с последующим рейдерским захватом ее активов. С тех пор бизнес на всех уровнях становится заложником административного ресурса.
- Придание официального статуса криминальному режиму Кадырова — своего рода выплата дани за внешнее умиротворение Чечни. С тех пор эта модель «феодального кормления» неуклонно расползается по всему Северному Кавказу и превратилась в один из важнейших факторов российской политики.
И все это наследие путинского «первого срока» продолжает исправно функционировать, тогда как мифические «реформы» системных либералов, якобы облегчившие экономическую жизнь, никоим образом не снижают ни зашкаливающий уровень коррупции, ни скорость утечки мозгов и капиталов из России.
