© Ilan Molcho / Flickr
Каждый год восьмого августа любой человек, чувствующий себя причастным к той войне, невольно задумывается о том, каковы итоги этого конфликта, и что сделать, чтобы подобное больше никогда не повторилось. Поскольку речь идет о двух народах – россиянах и грузинах – очевидно, что каждый год мы будем возвращаться к этой теме. Нам необходимо понять: что вообще произошло восьмого августа? Изменилось ли что-то в наших отношениях?
Мне всегда сложно рассуждать на эту тему, так как я сильно субъективна. Я уже не раз делилась своими чувствами и мыслями по этому поводу. Поэтому сегодня я хочу процитировать письмо одного моего близкого грузинского друга, которое я получила по электронной почте в ночь с седьмого на восьмое августа. Раньше я была в него безнадежно влюблена. В начале 90-х он воевал за свободу Грузии, а затем удивил всех своим выбором – ушел из военизированной группировки и стал заниматься йогой, имея множество учеников из России, с которыми консультируется по интернету. Этот удивительный человек одним из первых сложил оружие, осознав бессмысленность гражданской войны. Он понял, что в XXI веке вопросы с оружием в руках уже не решаются. А если и решаются, то, к сожалению, не в пользу людей.
Я попросила его написать и объяснить, что он чувствовал тогда и как переживал эти события. Вот какой ответ я получила:
«Ты знаешь, мне кажется, что была война, и в то же время никакой войной не было. Кто-то наверху, уже неважно кто, все это начал. Интересно, что после 08.08 некоторые наши грузинские министры пытались назвать произошедшее «событиями августа». Но официальная формулировка раз и навсегда зафиксировала – это была война. А я на самом деле думаю, что это не настоящая война, потому что Россия – это очень сильная страна, и если бы она стала воевать по-настоящему, жертвы со стороны грузин были бы гораздо более масштабными. Несмотря на все ошибки политиков, русский и грузинский народы, так и не смогли стать друг другу врагами.
В тот момент в Грузии отдыхали русские туристы. Им даже в голову не могло прийти, что в силу всех событий, происходящих рядом, к ним может измениться отношение. По сравнению с настоящими военными конфликтами, такими как Югославия, то, что произошло восьмого августа, никак не тянет на полномасштабную войну. А знаешь почему? Потому что русские и грузины не хотели воевать! Они друг на друга «ар габразднен» – эту фразу очень сложно перевести – «сердиться, но по-родственному». Русские и грузины на самом деле просто не умеют сердиться друг на друга.
Я выражаю соболезнования всем, у кого погибли близкие в этой войне. Смерть даже одного человека – это слишком много, чтобы забыть. Забыть невозможно. Но я надеюсь, что война не переросла во что-то непоправимое, несмотря на жертвы.
Я родился в одном большом государстве, долго воевал за независимость Грузии, а теперь оказался в стране, которая, не по моей или твоей воле, оказалась абсолютно изолирована от России. Когда начались августовские события, я был в маленькой грузинской деревне. Там даже телевизор отсутствовал. Я вышел за хлебом и спросил у продавца:
— Что нового? Война не началась? (у грузин есть шуточное приветствие из одного старого фильма)
И впервые за многие годы продавец хлеба мне ответил:
— Да, началась…
Через несколько месяцев я вернулся в Тбилиси и получил огромное количество писем от своих русских учеников, которые волновались, переживали и даже искали меня. Они писали моим друзьям, спрашивали, все ли в порядке, живы ли все. Это было так приятно. Русские во время войны волновались за грузин! Практически каждый из них мне написал:
— Плевали мы на политику, для нас ты и Грузия навсегда останетесь друзьями. И это правда. Для меня Россия – вторая родина. Все это часть моего детства. Я вспоминаю это с лицами близких, которых уже нет, и той Грузией, которой больше нет.
Я скажу, что думает мое поколение. Нам, сорокалетним, очень жалко молодежи – они не успели пожить в те времена, когда ты уезжал и приезжал, не ощущая себя в России чужим. Я жил в Москве пять лет и, по странному стечению обстоятельств, встречал там больше хороших соседей, чиновников и даже милиционеров, чем в Грузии. А москвичи, как известно, самые высокомерные из россиян, значит, в остальной России живут еще более отзывчивые люди!
Я считаю, что трагедия Грузии заключается в том, что она допустила отчуждение наших народов и нашей культуры. Я понимаю, кем это делается и зачем. Но все равно скучаю по тем временам, когда приезжал в Россию и ощущал себя дома. Молодежь уже никогда не сможет ощутить этого гостеприимства и понять, в чем его смысл. Я жил и в Германии, и в Индии, и в Голландии, но в другой культуре ощущал себя чужим, в то время как только в России не чувствовал себя так.
Мы выросли на одних книгах, одних фильмах и решали одни проблемы. В конце девяностых, когда я еще жил в Москве, я увидел по телевизору, как русские взяли аэропорт в Косово. Я помню, как кричал от радости и гордости, что НАШИ войска утерли нос НАТО. Я ощущал, что это войска моей страны! Судьба распорядилась так, что спустя восемь лет, ребята, одетые в ту же форму, воевали с грузинской армией. У меня, как и у многих моих друзей, было настоящее раздвоение – они просто не могли ненавидеть русских солдат! Именно поэтому не было больших жертв. Наш народ не может и не хочет ненавидеть друг друга…»
Это письмо я закончила читать вчера в час ночи и где-то до двух вспоминала наши отношения, как познакомились, как гуляли по городу. Мы часто поднимались на фуникулере, долгими вечерами смотрели на ночной Тбилиси и мечтали. Прошло несколько лет, и мы разъехались – каждый по своим городам и делам, со своими надеждами. Если бы нам кто-то сказал, что мы когда-нибудь встретимся, мы бы не поверили. А в сегодняшнем мире возможность встретиться в Сети зависит исключительно от нас. Напоследок он мне написал смс: «Пожалуйста, не выходи замуж, а то вдруг мне еще понадобится прописка в Москве…»
