Киев, лето 2015 года: на улицах города фронтовики в форме прогуливаются с барышнями в мини-юбках, билборды рекламируют военно-патриотические движения, магазины полны запрещенных в России продуктов. Русский язык звучит повсюду, а по телевидению передают сводки с полей сражений, где украинские солдаты противостоят российским оккупантам. Каждый стремится стать политиком.
Москва в то же лето: улицы усеяны выцветающими георгиевскими лентами, машин стало меньше, люди выглядят угрюмо. Полки магазинов заметно обеднели, а уличная реклама насмехается над санкциями. По телевидению рассказывают только о том, как тяжело жить в Украине, охваченной хаосом, словно у россиян не существует своей жизни. Политик в стране один, и новых, похоже, не будет.
Два разных государства! Но есть и общее: на обеих сторонах границы, где россиян теперь допрашивают о целях поездки в Украину, наблюдается подъем национального духа. В Москве популярны футболки и чехлы для айфонов с изображением Путина, в Киеве развеваются желто-голубые флаги над частными домами и магазинами. И у нас, и у них вновь появилась гордость за свою страну — впервые за более чем двадцать лет.
Россия все эти годы после своей независимости пыталась найти новую национальную идею, стремясь обрести веру в себя. Однако те, кто разрабатывал эти идеи в Администрации Президента и экспертных кругах, часто были сами неверующими и циничными, увлеченными освоением бюджетов и побочным бизнесом. Поэтому результаты их работы были полуживыми, как гомункулус в пробирке. Демократия, модернизация, энергетическая супердержавность — все это не прижилось в народе, и только призыв «Обогащайтесь!» нашел отклик, хотя бы в виде потребительских кредитов.
Пока Россия искала новую идентичность, Украина стремилась стать настоящим государством, создать единую идентичность для Востока и Запада, поверить в себя. Однако и у них у власти оказывались люди с коммерческой жилкой, политика сводилась к борьбе деловых кланов за предприятия и ресурсы, отвлекая население от настоящих проблем. Простые украинцы, как и россияне, пытались выжить и заработать.
Ни у нас, ни у них не было идеи, которая могла бы объединить людей и дать им веру в будущее. В результате оба народа оказались в состоянии безвременья. Единственным, что помогло нам определиться, стала ненависть друг к другу. Это объяснимо и необъяснимо: были времена, когда русские и украинцы могли поистине называть себя братскими народами. Не с эстонцами и не с узбеками же мы были так близки.
В каждой русской семье есть украинский родственник, и в каждой украинской — русская родня. Мы бок о бок воевали сотнями лет, судьбы наши переплетены, и можно ли разделить их без потерь — вопрос открытый. Конечно, между нами всегда были трения, подобные тем, что возникают между соседями по коммуналке. Никакие предрассудки и стереотипы не могли разрушить нашу братскую связь. Мы были настоящими братьями, и нам некуда было деваться из этой общей коммуналки.
Новый русский патриотизм и национализм выстраиваются вокруг ревности к Украине, которую Запад пытается от нас увести. Ощущение предательства и зависти к украинцам, пытающимся выбраться в Европу. Наша политика в отношении Украины сводится к: «Куда? А мы? Да вас обманут там!». Но за этим звучит вопрос: «А как же мы?!». Благодаря Украине, которая уходит к Западу, мы осознали, что ни за что на свете не хотим туда идти. Мы поняли, что порядок важнее свободы и что Великая Отечественная война никогда не заканчивается, и мы готовы жить по законам военного времени.
Мы осознали, что никакой новой России нам не нужно, нам нужна только старая, имперская. Независимая Украина, сражаясь с нами, поняла, в чем состоит ее независимость и почему ее следует ценить. Попытки разъединить восток и запад только укрепили украинскую идентичность, люди осознали себя единым народом, независимо от национальности. Внешний враг сплачивает народ в трудные времена — это известный факт. Обидно, что мы стали врагами друг для друга. Обидно, что, разойдясь, только так обрели свои идентичности. Обидно, что мы теперь знаем лишь одно: мы — это не они.