Умер наш коллега, который в течение 15 лет определял лицо радиостанции. В последнее время он страдал от недуга, однако ничего серьезного. Подлечится немного, примет таблетки и снова вернется к работе.
Когда я пришел на радио, Андрей уже писал реплики. Не знаю, кто придумал это слово, но оно точно отражает суть. Реплика — это короткая заметка о событии дня, в которой должно быть твое мнение, а также элементы литературного мастерства. Это должно быть маленькое произведение искусства, которое легко читать и слушать. Такие радио-клипы возникли до появления самого понятия «клип». За три минуты ты объяснял событие и делился своим мнением. Писать такие реплики — дело непростое.
Когда Черкизов уходил в отпуск или болел, многие пытались писать вместо него, но это не удавалось. Мы всегда признавались, что не можем писать так, как он. Мы создавали лишь скульптуру тетки с лежащим на коленях мужиком, в то время как у него получалась микеланджеловская «Пьета». Черкизов не обучал, но был настоящим учителем. Он установил на радио стандарт литературы: после него писать неосмысленно было невозможно. Он продемонстрировал, что можно четко изложить мысль за пару минут, если делать это правильно. Он установил стандарт работоспособности: если реплики пишутся, почему бы не продолжать писать их десятилетиями, но с изобретательностью, чтобы не надоедали.
Главный урок, который он оставил, касается гражданской позиции. Когда Горбачев ошибался, он не стеснялся критиковать его. Если Ельцин делал что-то не так, ему тоже доставалось. Про Путина и говорить не стоит — Черкизов посвятил ему множество слов. “Чем меньше слов, тем лучше молитва” — это было его кредо. У него было два бога — права человека и демократия, которым он поклонялся в каждой своей программе и каждой реплике. Чистые боги, согласитесь?
Он не сидел в тюрьме, но был диссидентом даже в те времена, когда это, казалось, не имело смысла. Зачем оставаться диссидентом при Ельцине, когда это твоя власть, за которую ты боролся? Но как только приходили те, за кого он выступал, он переходил на другую сторону, и появлялись новые реплики — острые, с матом! Кстати, этот стандарт на радио тоже был его заслугой.
— Перестаньте меня дое**вать, — отвечал он на наши просьбы не ходить зимой в шортах и майке с надписью. – Мне не холодно. Он проходил от машины, и весь Новый Арбат смеялся над ним. Но ему было все равно. Я думаю, что радио было еще одним богом, которому он искренне молился. Иногда он напивался и кричал на референтов. Бедные референты плакали и ходили жаловаться Венедиктову, который иногда отстранял Черкизова от эфира, но, насколько я знаю, никогда не лишал его зарплаты. Он трезвел, клялся и возвращался, и так это продолжалось 16 лет.
Всех умерших сотрудников хоронят одинаково: панихида на кладбище, поминальная выпивка, портрет в коридоре. Что тут нового придумаешь? Но у нас есть еще одно — главное. Мы будем повторять его программы, и он останется рядом с нами. Как Костик Кравинский. Как Оля Орехова. Как Анатолий Агамиров. Он, конечно, ушел, но при этом остался с нами навсегда.