В гражданском протесте можно встретить людей, которые только недавно присоединились к движению, и тех, кто уже на собственном опыте осознал, что защита своих прав — дело небезопасное. Отступать некуда. Среди таких людей — Павел Федорович, известный не новой волне активистов, но тем, кто начинал готовить марши несогласных еще с 2006 года.
Павел, из Мурманска, пришел в Объединенный гражданский фронт Гарри Каспарова в начале 2006 года. Его отличает умение оставаться в тени и безмолвно выполнять любые поручения, которые необходимы в конкретный момент. Он поистине выдающийся сисадмин, владеющий всеми компьютерными технологиями, связанными с печатью и изданием материалов — брошюр, листовок, газет. Виртуозно работает с программами для монтажа видео, а опыт в рекламе позволяет ему быстро создавать баннеры и вывески.
На первый взгляд, его жизнь должна быть удовлетворительной. Однако, несмотря на востребованность, ему не хватает чего-то большего. В начале своего правления Владимир Путин объявил о намерении разрушить «деревяшки» — деревянные двухэтажные бараки, построенные после войны. В Мурманске, который во время войны был почти полностью разрушен, первыми восстанавливаемыми домами стали именно такие бараки с удобствами на улице. Со временем в большинстве таких домов провели воду, но удобства остались на улице. Мать Павла, медицинский работник, всю жизнь растила двух сыновей в таких условиях.
Когда пришла весть о предоставлении новой благоустроенной квартиры, семья восприняла это как радость — обещание президента. Однако счастье не длилось долго. Павел рассказывает: «Наш областной отдел по архитектуре отправил в Москву план Мурманска, на котором отсутствуют все ‘деревяшки’, а их сотни. Областное правительство отчиталось о выполнении указания Путина по сносу ветхого жилья. В наших документах наш дом уже не значится. Таким образом, нас переселили в ‘новые дома’. Но в Мурманске ликвидировали домостроительный комбинат, и строительство фактически остановилось. Надежда на благоустроенное жилье растаяла.»
Ситуация усугубилась, когда областное правительство, заметив «незастроенные участки», начало их продавать московским бизнесменам, которые, не подозревая об истинном положении дел, покупали улицы, на которых проживают целые семьи в двухэтажках. Эти участки стали очищаться: старые дома неожиданно загораться. Семьи, лишающиеся жилья, помещаются в общежития, а земля освобождается для новых собственников. В такой атмосфере Павел решил бороться за справедливость, присоединившись к протесту.
Сначала он просто бесплатно помогал мурманским активистам, изготавливая агитационные материалы и настраивая компьютеры. Но когда в России начала формироваться организация участников боевых действий «Забытый полк», он полностью посвятил себя этой работе. Власти не дремали — активистов запугивали и старались ссорить. Трусливые отошли в сторону, а смелые остались. На провокации реагировали как на неизбежность.
24 декабря 2008 года Павел работал в своей мастерской. В этот день я находилась в Москве на вокзале, ожидая поезда. Павел позвонил, спрашивая, когда я приеду. Мы договорились встретиться перед Новым годом. На вокзале, помимо друзей, меня встретили сотрудники полиции, провели незаконный обыск. Павел не пришел. Через день стало известно, что он не выходил на связь. 29 декабря мы начали его искать и нашли в травматологическом отделении больницы с обширными ожогами.
Друзья-пожарные рассказали, что Павла подожгли, предварительно заперев дверь снаружи. Он чудом вырвался. Вечером 24 декабря Федорович находился в своей мастерской, когда к нему зашел знакомый, интересовавшийся мероприятиями «Забытого полка». Попытался разговорить Павла, предложив алкоголь. «Я выпил всего глоток и отрубился», — вспоминает Павел. Когда пришел в себя, коридор горел. Он выбил дверь, думал, что сгорит заживо. Оказалось, дверь снаружи была заперта деревянным блоком. Выбежав на улицу, он потерял сознание.
Павел был доставлен в больницу в критическом состоянии с серьезными ожогами. Как для любителей поерничать, сообщаю: он был трезв. Все заявления в прокуратуру стали потоком отписок, а акт возгорания исчез из материалов проверки. В протоколе указано, что поджог был совершен в трех местах, при этом чуть не пострадал бомж. Никто не виноват в том, что длинный коридор, где оказались горящие материалы, загорелся сразу в нескольких местах. В полиции появилось новое уголовное дело, но оно осталось нераскрытым. Тот «знакомый» просто исчез.
Лечение Павла было болезненным и долгим. Друзья помогали, чем могли. Оппозиция старалась не беспокоить его организационными вопросами, понимая, что он может быть морально сломан. Но он удивил всех: «А что, ‘Забытому полку’ больше не нужна моя помощь?» — «Паша, мы думали, ты отошел…» — «Как теперь я могу отойти? Я закопченый и ‘прожженный’ на этом деле, и отступать мне некуда. Этот преступный бардак должен быть прекращен.»