Город Крымск — это настоящий ад. Сначала сложно это осознать, ведь разрушения выглядят странно, как будто город пострадал частями. Едешь по улицам и видишь обычные кварталы, дома, магазины — все вроде бы в порядке. Но вот на соседних улицах перед каждым домом лежат сложенные кучи досок и мусора — остатки прежних жилищ. Рядом стоят полностью разрушенные дома, без окон и крыш. Некоторые из них — это маленькие хатки, а некоторые многоквартирные, где все внутри выбито и опустошено.
Все эти остатки покрыты жутким илом, которое местные называют «муляка». В большинстве домов «муляку» уже отмыли, но песок и грязь по-прежнему везде. По городу все время разъезжают грузовики и самосвалы, дороги не всюду заасфальтированы, и в воздухе летает пыль. В сочетании с жарой за 30 градусов это создает совершенно невыносимую атмосферу. Есть еще и вонь. Трупы людей, кажется, убрали быстро (хотя их число остается неопределенным, местные утверждают цифры вплоть до 9 тысяч), но трупов животных было много, и в некоторых местах по-прежнему ощущается запах разложения.
На улицах царит странное броуновское движение: грузовики вывозят остатки руин, куда-то ведут солдат, выстраиваются очереди у штабов, которые должны что-то раздавать, люди тащат вещи, которые удалось раздобыть. Эта картина создает атмосферу глубокой депрессии. Еще хуже положение дел в лагере волонтеров. Наш «Добрый лагерь» стоит под палящим солнцем, тени нет совсем. Сначала были лагеря в центре города, в парке, где хотя бы была тень, и мы им завидовали. Там в основном стояли наши, хотя и не только. Потом начальство выгнало их за антисанитарию, и мы остались под открытым небом. Пить хочется невыносимо, а власти не смогли обеспечить даже нормальные сортиры.
Я терпела, сколько могла, бегая в соседнее поле. Некоторые ходили в гостиницу, где нас не ждали, но все же пускали. Это вроде бы мелочь, о которой не принято писать, но на самом деле все состоит из мелочей. Если сортиров недостаточно и они грязные, может начаться эпидемия. Если в городе нет воды, люди будут пить грязную воду, не на чем готовить еду. А воды все время не хватает. Если человек не погиб, а только лишился вещей, это, кажется, не так страшно — но он уже требует раскладушку, а раскладушки выдаются только инвалидам и многодетным матерям.
В нашем лагере постоянно толпятся люди, прося раскладушки, постельное белье, подушки, одеяла и моющие средства. Раскладушки — дефицит. Из постельного белья у нас множество наволочек и кухонных полотенец, но подушек нет вообще. С одеялами происходят странные сцены: кто-то хватает одеяло, у него его вырывают с криками — только для многодетных. Человек кричит: «У меня мать инвалид». Ему предлагают предъявить справку. Бывали моменты, когда одеял было множество, и мы их раздавали всем, кто просил. Но позднее оказалось, что этой горы не хватает. Постельное белье тоже быстро разошлось, а люди идут и идут.
Как-то у нас уже была налажена еда. Некоторые начали писать заявки — дайте холодильник или стиральную машину. Это вызывает смех, но где людям взять такую технику? Пострадавшим изначально обещали выплаты по 10 тысяч на первоочередные нужды, но даже эти деньги получили не все. Местные утверждают, что сначала с них требовали справки, что их якобы оповещали. Когда началось возмущение, деньги начали выдавать, но с вычетами подоходного налога — вместо 10 тысяч давали 8700. Поступили жалобы в прокуратуру, и подоходный отменили. Теперь дают 10 тысяч на человека, но если в семье больше пяти человек, то всего 50 тысяч.
Представьте, что у вас ничего не осталось. Одна женщина рассказывала, как стояла на кухне, держась за плиту, а внуков ставила на нее. Теперь ее семилетняя внучка стала писатся от страха, а девятилетний внук постоянно видит, как на них надвигается волна. Другой мужчина рассказал, как он с женой, детьми и матерью держался за потолок, а в кухню влетело бревно и сбило его мать. Ему пришлось выбирать: прыгнуть за матерью или держать жену и детей. Он выбрал семью, и мать утонула. Эти люди должны на 10 тысяч что-то купить, при том что цены в городе взлетели, а почти ничего нет.
Спать не на чем, одежда грязная и сгнила, посуду унесло, готовить не на чем, мыться нечем, возникают месячные, нет прокладок, поднимается давление, нет лекарств, ложек и вилок, трусов и лифчиков. Что можно купить на 10 тысяч? Позже им обещают 150 тысяч, но переводы только начинают поступать. Что купить на эти деньги, если нужно сделать ремонт, купить всю мебель, холодильник, плиту, одежду и так далее? Конечно, много разговоров о людях, которые ходят от одного пункта раздачи к другому, собирая что-то для себя. Люди копаются в кучах одежды, которую свезли в Гималаи, набивают сумки и увозят — среди них есть и те, кто не пострадал, но пусть кто-то получит хотя бы шмотки.
По телевизору вдруг говорят о каких-то бытовых предметах, которые якобы привезли в Новороссийск. Люди просят и требуют в лагере волонтеров эти предметы. Где они? Мы их не видели. Все просят чайники, микроволновки, сковородки. Если техника действительно была привезена, то на государственных пунктах ее и раздают. Как и кому? Непонятно. Невыносимо видеть восьмидесятилетних старух, которые в жару пришли к нам, чтобы получить в лучшем случае одеяло, матерей с детьми и мужчин, которые растеряны, не зная, как помочь своим семьям.
И тут же рядом подъезжает девушка на лендровер, привозит свою маму за помощью. Мама начинает скандалить, почему ей мало сковородок, и кричит: «Мне сам Путин ключи от квартиры дал». Почему у девушки, которая имеет лендровер, нет возможности купить маме сковородки? Вопрос остается открытым. И еще одна странная деталь: гумпомощь, собранную на смотровой, охраняли и раздавали МЧСовцы. Это выглядело странно, хотя они — нормальные ребята, но, в конце концов, один мальчик, который записывал номера машин, увозящих помощь, был по фамилии Абаев. Я подошла к нему и спросила: «Скажите, пожалуйста, я правильно услышала, что ваша фамилия Абаев?» Он удивленно ответил: «Да, а что?» Я сказала: «Многие любят Абая Кунанбаева». На что он, потрясенный, произнес нечто нечленораздельное. Так и закончилось наше общение, мальчик, вероятно, решил, что я сошла с ума.