Сегодня журналист Леонид Парфенов был удостоен первой телевизионной премии имени Владислава Листьева. Эта награда вручается за яркое воплощение на экране творческих принципов знаменитого тележурналиста. Получив статуэтку лауреата, Парфенов поблагодарил коллег и супругу, отметив значимость Владислава Листьева в развитии российского телевидения, а затем зачитал свою речь.
Сегодня утром я посетил Олега Кашина в больнице. Ему сделали операцию, восстановив лицо российской журналистики в прямом и переносном смысле. Зверское избиение корреспондента газеты «Коммерсантъ» вызвало гораздо более широкий резонанс в обществе и профессиональной среде, чем другие нападения на жизнь и здоровье российских журналистов. Реакция федеральных телеканалов могла бы сказать о некой заданности – тон немедленного отклика главы государства отличался от сказанного после убийства Анны Политковской.
Перед нападением на него Олег Кашин не существовал для федерального эфира. Он писал о радикальной оппозиции, протестных движениях и молодежных вождях, темы которых практически отсутствуют на телевидении. Маргинальная, казалось бы, среда начинает изменять общественную ситуацию, формируя новый тренд, но среди тележурналистов у Кашина просто нет коллег.
После подлинных и мнимых грехов 90-х в 2000-е годы произошло огосударствление «федеральной» телеинформации в два этапа: сначала ради искоренения медийных олигархов, а затем для единства рядов в контртеррористической войне. Журналистские темы окончательно разделились на те, что проходят по ТВ, и те, что не проходят. За каждым политически значимым эфиром угадываются цели и задачи власти, ее настроение и отношение. Институционально это превращается в пиар или антипиар. Корреспонденты федеральных телеканалов ведут себя как чиновники, следуя логике служения и подчинения.
Невозможно провести интервью в его истинном понимании с высшими должностными лицами, которые являются начальниками начальника. Разговор Андрея Колесникова с Владимиром Путиным в желтой «Ладе-Калине» показывает уверенность премьера и его настроение на 2012 год. Но представим ли мы вопрос, заданный Колесниковым: зачем вы загнали в угол Михаила Ходорковского? Это лишь подчеркивает разницу между «Коммерсантом» и федеральными телеканалами, которые, похоже, рассказывают о разных России.
Рейтинг действующего президента и премьера составляет примерно 75%, при этом в федеральном эфире критики и скепсиса не слышно. Замалчивается значительная часть общественного мнения. Высшая власть предстает в эфире либо в положительном свете, либо её просто не обсуждают. Между тем, аудитория явно заинтересована в других мнениях. Один из ярких примеров – показ диалога Юрия Шевчука с Владимиром Путиным, который вызвал фурор.
Репортажи зачастую заменяются протокольной съемкой, где существуют каноны показа: первое лицо принимает министра или главу региона, идет в народ, проводит саммит. Это не новости, а повторение того, как принято показывать. В эфире возможны показы и вовсе без инфоповодов – на прореженной эфирной грядке любой овощ будет выглядеть фигурой только благодаря регулярному появлению на экране.
Проработав в Останкине 24 года, я говорю об этом с горечью. Я не вправе винить своих коллег, сам не являюсь борцом, и не жду подвигов от других. Но необходимо называть вещи своими именами. За тележурналистику обидно, особенно на фоне очевидных достижений масштабных телешоу и отечественной школы сериалов. Наше телевидение все более изощренно увлекает и развлекает, но вряд ли его можно назвать гражданским общественно-политическим институтом. Это одна из главных причин снижения телесмотрения среди активной части населения, когда люди моего круга говорят: «зачем включать ящик? Он не для меня!»
Куда страшнее, что значительная часть населения уже не нуждается в журналистике. Когда они недоумевают: «разве это важно, побили кого-то?» – миллионы людей не понимают, что журналист идет на профессиональный риск ради своей аудитории. Журналиста бьют не за его слова или снимки, а за то, что это прочитали, услышали или увидели.