Через четыре дня после нападения на Олега Кашина движение «Наши» сделало заявление о готовности обеспечить охрану всем журналистам, которые ощущают угрозу своей безопасности. В официальном обращении говорилось: «Мы готовы предоставить каждому из вас постоянное или временное сопровождение нескольких участников проекта «Добровольные молодежные дружины». По просьбе одного из изданий журналист Андрей Лошак провёл два вечера под охраной «Наших».
При исполнении охрана из «Наших» не курит, не пьёт алкоголь и не допускает нецензурной лексики. Из их мобильных телефонов доносится трель гимна «Будущее зависит от тебя». На мою просьбу о предоставлении охраны они откликнулись с готовностью. Мы решили встретиться на пикете в защиту Кашина на Пушкинской площади. Начинаю описывать себя, но меня прерывают: «Мы знаем, как вы выглядите». Охрана прибыла за 15 минут до начала пикета, а я пришёл лишь за 15 минут до окончания. Лично мне всегда не хватало дисциплины.
На пикете скапливается множество знакомых. Здесь активисты всех мастей, те самые, кто «будет наказан». Прокладывая путь сквозь рукопожатия, я замечаю охрану издалека — они резко выделяются на общем фоне. Три крепких парня в спортивной одежде, несколько устаревших для футбольных хулиганов, скорее напоминают юношей из 90-х, явно зарабатывающих на жизнь с помощью силы. Начальник отряда, Дмитрий Чугунов, невысокий и подтянутый, в кожанке, рассказывает, что его команда — участники акции «Стоп, хам!». Это те самые, кто клеят стикеры на неправильно припаркованные машины. Многие водители нервничают, и «Нашим» нередко приходится «защищаться».
Я спрашиваю: «А в других силовых акциях вы принимали участие?» «Да», — отвечает Дмитрий, и я внутренне напрягаюсь в ожидании сенсации. — «Ребята также участвуют в акции «Смерть творожка» по изъятию просроченных товаров из магазинов. Иногда тоже приходится применять силу». В это время мимо проходит бывший главред одного из изданий Михаил Фишман. Я не говорю ему о своей охране, но когда он уходит, спрашиваю у комиссара «Наших»: «Знаете, кто это?» — «Знаем». — «Откуда?» — «Стараемся быть в тренде».
После пикета я и мои спутники, фотограф Иван Пустовалов и галерист Ирина Меглинская, направляемся на открытие нового бара ресторатора Мити Борисова. Впереди идёт Чугунов, за ним следуют три охранника. Меглинская увлечённо рассказывает про новую премию для фотокоров. Охранники, похоже, не слушают её и сосредоточены. Когда из переулка выезжает гигантский джип, Дмитрий резко преграждает ему путь. Я потом узнаю из интернета, что Чугунов — «специалист по обеспечению личной безопасности», а в прошлом — «инструктор штурмовой группы взвода спецназа». На одном из видео он ловко укрощает разъярённого водителя «майбаха». «Все думают, что спецназовцы должны быть больших размеров, но это не так», — говорит он. — «Чем меньше ты, тем выносливее. А здоровяк — всегда мишень».
Чугунов пришёл в «Наши» из армии, где служил три с половиной года. Хотелось бы заметить, что в прокремлёвские движения, как правило, рекрутируются молодые офицеры. Они идеальный резерв, ведь армия учит людей беспрекословно подчиняться приказам. Когда мы дошли до бара, я попросил охрану подождать снаружи, так как они все отказываются от алкоголя. Выясняется, что Пустовалов и Меглинская ничего не поняли из происходящего. «Мы думали, это твои друзья-антифашисты», — говорит он, сообщая, что один из охранников снимал нашу компанию на видео. Это для меня не новость. Мы спокойно обсуждали детали, но было ясно, что я собираюсь об этом написать, а они — попиариться. Каждый выполняет свою задачу.
Спустя некоторое время выхожу из бара, слегка навеселе. Охрана ждёт на месте. Дмитрий настаивает, чтобы я позволил им проводить меня до дома. Я соглашаюсь, хотя не хочу, чтобы они знали, где я живу. Перед уров от меня Пустовалов пытается сфотографировать охранников, но двое самых немногословных ускользают от камеры. «Они нефотогеничные», — поясняет Дмитрий. В метро, при электрическом свете, я пытаюсь разглядеть своих спутников получше. У одного из «нефотогеничных» вместо кожи на костяшках кулаков — огромные мозоли. Спрашиваю, как он их получил. Парень открывает рот, но опять отвечает Дмитрий: «Леша — спортсмен-любитель. Практикует рукопашный бой и работает инструктором в фитнес-центре».
Я спрашиваю об их отношении к истории с Кашиным. — «Я не комментирую это. Спросите нашего пресс-секретаря Кристину Потупчик». — «Вы же не знаете, что она скажет…» — «Наши позиции всегда совпадают». Дмитрий рассказывает о том, как становятся комиссарами: нужно дважды посетить Селигер, поучаствовать в нескольких акциях и пройти обряд посвящения в Смоленске. Описание ритуала он категорически отказался предоставить, но объяснил выбор Смоленска: «Это же западный форпост России!» В этом, вероятно, смысл, что дальше — уже враги.
Я спрашиваю, борются ли «Наши» с неонацистами. «Ну да, они ж неслучайно на наш штаб нападали», — говорит комиссар. Вдруг один из «нефотогеничных» добавляет: «Это антифа были, Дим». Возле своего дома прощаюсь с охраной. Неожиданно появляется мальчик с видеокамерой: «Пожалуйста, пару слов о том, довольны ли вы предоставленной услугой?» Я выражаю своё удовлетворение работой активистов «Наших». «А можно без слова «нашисты»? — просит Дмитрий. — Давайте заменим на «активистов движения «Наши». Окей, я благодарю активистов движения «Наши». Они обещают явиться по моей просьбе в любое время дня и ночи, если охрана ещё понадобится. Пожав руки, расходимся. Уже дома вспоминаю, что слово «нашисты» придумал Олег Кашин.
В воскресенье я собираюсь посетить митинг против преследования социальных активистов и журналистов и встретиться с «химкинскими заложниками» Максимом Солоповым и Алексеем Гаскаровым. Встречаюсь с телохранителями у метро «Чистые пруды». Дмитрий на месте, но состав сменился. Теперь это три парня неброской наружности, если не считать того, что у одного зашита верхняя губа. У митинга оригинальная концепция: «Поднимем шум». К традиционным флагам и плакатам добавились футбольные дудки и трещотки. Слоганы, правда, остались прежними: «Долой бандитскую власть» и тому подобное. Публика на митинге разношерстная; рядом развеваются флаги анархистов и ЛДПР. Даже здесь мои спутники сразу привлекают внимание. Их чуждость «социальные активисты и журналисты» считывают налету.
Мимо пробегает Илья Васюнин, корреспондент канала «Дождь», снимавший акцию анархистов в Химках. Его взгляд задерживается на «Наших», и он отводит меня в сторону. Я вновь объясняю, что это моя охрана. «А я подумал — наоборот», — говорит Илья и уходит дальше. Но самым проницательным оказался «химкинский заложник» Алексей Гаскаров. Он сразу спросил, увидев меня в необычном окружении: «Что, охрану у «Наших» взяли?» Это чутье на «своих/чужих» я слышал от активистов антифа-движения. Известно, что по одежде антифа и неонацистов почти не отличить. Но некий инстинкт позволяет распознавать друг друга даже со спины. Это чувство врага не рождается, оно приходит с опытом, и есть в нём что-то по-настоящему пугающее.
Стоя рядом с антифашистами, Дмитрий спрашивает, почему многие из них прячутся за масками. Я объясняю ему, что неонацисты иногда убивают антифа за их убеждения. «Странно, — говорит Дмитрий, — мы тоже антифашистское движение, но у нас никого не убивают». Я пытаюсь вернуть разговор к Кашину, но Дмитрий непробиваем. Ему не очень понятно, почему так много шума: «Когда НБП убивает или нацисты — все молчат, а сейчас об этом нападении только и разговоров». Я пытаюсь вспомнить хоть одно убийство, совершенное нацболами, и не могу. Дмитрию, кстати, тоже. Наконец, мы подходим к Максиму Солопову, окружённому журналистами.
После нападения на Кашина многое изменилось. Ещё месяц назад на таком же митинге в защиту сидевших тогда в тюрьме «химкинских заложников» присутствовало всего около 50 человек, а телевидения не было совсем. Сейчас — 500 участников и десяток камер. Я представляю антифашиста комиссару. Максим с ходу атакует: «Знаете такого Романа Вербицкого? Это один из лидеров ультраправых футбольных хулиганов, который руководил избиением нацболов. У вас нет футбольных хулиганов? А почему на некоторых нападавших были футболки с символикой «Наших», а после задержания их отпустили из милиции по звонку сверху?» Дмитрий о таком не знает, и я ему, пожалуй, верю. Он вновь рассказывает про борьбу с хамством на дорогах и о важности физического воспитания молодежи.
«Мы тоже меняемся, — говорит комиссар. — В наших акциях теперь меньше пиара и больше конкретных дел». Борьбу с неонацизмом он поддерживает и предлагает Максиму поучаствовать в дискуссионном клубе движения. «Если вы официально заявляете, что не сотрудничаете с ультраправыми и не участвуете в избиениях оппозиционеров, то почему бы и нет. Я всегда за диалог», — отвечает Солопов. И в шутку добавляет: «Может, вы мне ещё с адвокатом поможете?» К моему удивлению, никакого конфликта между обвиняемым в нападении на химкинскую администрацию и комиссаром «Наших» не произошло, а под конец беседы они даже пожали друг другу руки.
Мне близка позиция Солопова: если на руках нет крови, значит, разговор возможен. Другое дело, как достичь консенсуса с людьми, которые делят всех на «наших» и «чужих», и в которых воспитывают это эпическое «чувство врага». И вот, меня провожают до дома. Перед тем как расстаться, я всё-таки хочу услышать голоса этих молодых людей, которые были молчаливы за спиной. Я снова задаю вопрос: «Что вы думаете об истории с Кашиным?» А дальше происходит то, что в интернете называют «разрыв шаблона». Первый, тот с зашитой губой, говорит: «Я думаю, надо наказать мэра Химок Стрельченко. Этот человек довёл всё до такой ситуации. Его самого надо вот так же покалечить!» Второй — худощавый юноша, Дмитрий представил как чемпиона России по ушу-саньда, добавляет: «Надо отследить всю цепочку — она уходит, конечно, выше. Никто не должен уйти от наказания». Третий — совсем ещё юный — подводит итог: «Главное, чтобы наказали не только Стрельченко, но и того, кто его назначил». — «Это Громова, что ли?» — спрашиваю. — «Ну да — или ещё выше». «Только не забудьте добавить, что это частное мнение активистов движения «Наши», — говорит Дмитрий, и мы вежливо прощаемся.