В понедельник мир потерял Виталия Чуркина, постоянного представителя России при Организации Объединенных Наций на протяжении двенадцати лет и одного из самых искусных дипломатов современности. За время, когда я представляла Соединенные Штаты в ООН с 2013 года до прихода к власти президента Трампа, Виталий стал одним из моих наиболее заметных оппонентов. Он с преданностью защищал действия президента Владимира Путина в Украине и Сирии, однако также был выдающимся рассказчиком с выдающимся чувством юмора и хорошим другом, представляя надежду на сотрудничество между нашими странами. Его смерть оставила глубокую рану в моем сердце.
Меня огорчает, что в нашем гиперполяризованном обществе похвала Виталию, как дипломату и человеку, воспринимается как уступка российской агрессии. Я описала его как «маэстро дипломатии» в социальных сетях, и на меня обрушилась критика за «обеление преступлений России». «Спроси сирийских и украинских детей, что они думают», — писал один из пользователей, и подобные комментарии лишь подтверждают существующее недопонимание.
Я убеждена, что действия России под руководством Путина представляют собой серьезную угрозу для американских интересов. Однако это не отменяет необходимости пытаться строить отношения с отдельными россиянами, которые также имеют свои сложные и противоречивые чувства.
Когда я впервые приехала в Нью-Йорк, моя предшественница, Сьюзан Райс, посоветовала мне инвестировать в отношения с Чуркиным. Он был послом России в ООН уже шесть лет и имел более сорока лет дипломатического опыта. В условиях, когда Россия обладала одним из пяти вето в Совете Безопасности, мне необходимо было поддержание хороших отношений с ним для успешного проведения резолюций по важным вопросам, включая отправку миротворцев и наложение санкций.
Мы часто вступали в разгоряченные споры, иногда оспаривая факты и справедливость. Особенно остро это проявилось по вопросам незаконной оккупации Крыма и событий в Сирии. В ходе жарких дискуссий я даже упрекнула его в том, что он пишет художественную литературу лучше, чем Толстой, когда речь зашла о российской версии событий. Но, несмотря на разногласия, мы оба понимали, что должны работать вместе. Нам удалось наложить самые жесткие санкции против Северной Кореи за многие годы и совместно реагировать на эпидемию Эболы.
Хотя наши позиции часто расходились, мы всегда оставались в контакте и искали пути к взаимопониманию. Виталию было важно поддерживать диалог, и он всегда стремился к сотрудничеству, даже когда дело доходило до попыток создания совместной антитеррористической ячейки с США.
Виталий часто делился со мной историями из своего профессионального прошлого. Он подчеркивал, что даже в условиях напряженности между государствами мы можем находить области для прогресса. У нас было множество общих интересов, включая спорт, что сделало наш диалог более человечным.
Его любовь к театру и культуре была известна. Он не стеснялся выражать свои эмоции, когда речь шла о культурных мероприятиях, и с интересом следил за различными событиями. В одной из последних встреч я даже предложила ему возможность преподавания после завершения карьеры в ООН, что вызвало у него видимое воодушевление.
Виталий провел свою карьеру, защищая Россию, чью культуру и традиции он искренне любил. Несмотря на свои публичные обязательства, он верил в возможность налаживания отношений между нашими странами. Я сомневаюсь, что он когда-либо собирался уходить в знак протеста против действий своего президента. Скорее всего, он понимал, что это бы привело к замене его на менее компромиссного дипломата, что негативно сказалось бы на международной стабильности.
Несмотря на резкое ухудшение отношений между нашими странами, Виталий был постоянным и стойким представителем, заботливым другом и твёрдым защитником России. Если мы надеемся восстановить отношения между нашими странами, необходимо понимать, что это произойдет не потому, что одна сторона поступится своими принципами, а потому, что обе стороны сохранят человечность в отношении друг друга даже в условиях серьезных разногласий.