Дело Ходорковского — это продолжение гражданской войны, которая никогда не затихала в России с семнадцатого года. Скорее всего, не в семнадцатом она началась. Война между стремлением к свободе и стремлением к рабству, между толпой и личностью, уважением к человеку и презрением к нему. Между желанием взять на себя ответственность за свою жизнь и стремлением спрятаться в глубине роя. Эта борьба происходит между Россией пушкинской и бенкендорфовской, декабристской и аракчеевской, толстовской и победоносцевской, ахматовской и ждановской.
Сражение идет между двумя мироощущениями. Владимир Путин, своими делами и речами, стал воплощением рабской, крепостной психологии, тогда как Михаил Ходорковский представляет собой свободного, самостоятельного человека. Его последняя речь свидетельствует о том, что он поднялся до высоты своего положения и осознал, чем невольно стал, а также за что несет ответственность. Подобные трансформации происходили в истории, например, с Борисом Ельциным.
Снова сталкиваются два понимания мира. Одно из них свойственно звериной стае. Этот мир вертикален, он чтит силу в форме насилия, старшинство и патриархальность, иными словами, иерархию. Его бог — страх. Привычное состояние — обида, а утешение — месть. Такой мир не доверяет никому, поскольку не доверяет миру в целом, он циник до мозга костей, полагая, что все люди такие же. В конечном счете, он ненавидит жизнь как состояние души, которой не существует. Это мироощущение привело к краху России в двадцатом веке, и по правилам таких людей она существовала почти восемьдесят лет.
Мироощущение другого — это самостоятельный человек. Его мир горизонтален: все имеют равные права, все может быть подвергнуто сомнению, авторитет не связан с положением и т.д. В нем есть нежность, легкость и улыбка. Уверен, на тему этих двух противоположных мироощущений написаны тома. Однако достаточно лишь прочитать воспоминания Людмилы Путиной (если удастся достать исчезнувшую книгу) и интервью Инны Ходорковской, чтобы понять, как мироощущение их мужей определяет поступки и, в конце концов, политику.
За этими двумя мужчинами стоят две России и два будущих. Обе понимают, что лежит на весах. Экономисты говорят, что финансовый кризис был связан с кредитами. Свобода, доставшаяся большинству за так и превратившаяся в двадцать лет покупки иностранных вещей, была дана нам в кредит. Мы не платили за нее. Люди, пришедшие во власть, не провели люстрации, не желая быть похожими на предшественников. На самом деле, это было не великодушие, а трусость — надежда, что как-нибудь само рассосется. Как сама собой пришла свобода, за которую сражались и погибали совсем не те, кто ее получил. Свобода в кредит. Теперь придется платить.
