Началось у всех совершенно одинаково. Звонок на мобильный (почему-то не на домашний и не на рабочий): «С вами говорят из Администрации президента». Сначала мне показалось, что кто-то меня разыгрывает. В телефонном разговоре сообщили: «Мы хотели бы пригласить вас на встречу-совещание с заведующими кафедрами русской литературы». На вопрос о том, что именно будет обсуждаться, ответили уклончиво: «Ну… мы вам кое-что расскажем, потом вас послушаем». Вопросы о формате мероприятия и ожиданиях от участников остались без ясных ответов. Оказалось, что инициатива исходит не от местного уровня, а сверху: примерно за неделю до встречи в университет пришла бумага из АП на имя ректора с просьбой направить меня на это совещание, а за два дня до мероприятия мне снова позвонили и уточнили, не было ли у меня каких-либо затруднений с руководством. Как я поняла, так было со всеми.
Почему я решила поехать? Ответ очевиден. Если я собираюсь оставаться в профессии, мне необходимо понимать, что происходит, и лучше получать достоверную информацию, чем питаться слухами и страхами. В последние два-три года ситуация в образовании и науке стала особенно острой: под угрозой не только наши личные судьбы, но и сами институты. Такого не было с 1917 года. Необходимо было уразуметь, насколько далеко наши ликвидаторы готовы зайти.
На то, что меня услышат, я не рассчитывала, но все же решила, что при малейшей возможности скажу о самых проблемных вещах, уложившись в 3-5 минут. Коллеги прибыли из самых разных уголков страны, от Владивостока до Калининграда. Но было заметно, что производился определенный отбор. Например, среди московских участников бросалось в глаза отсутствие сотрудников ВШЭ и РАНГХ. Причин не знаю, пусть сами объяснят, если захотят: не звали их или звали, но они отказались приехать.
Среди собравшихся было немало давно знакомых и достойных ученых и педагогов, отнюдь не склонных к конформизму. Кстати, удивительно, но возможность быстро узнать, с кем ты говоришь, была затруднена — организаторы, почему-то, поскупились на элементарные бейджики. Зато в зале, где проходило мероприятие, всех рассадили на строго определённые места с именными табличками. Чтобы узнать, кто перед тобой, надо было подойти к столу с табличкой. Неудобно, но иначе не обойтись. На каждом месте лежали блокнот, ручка и программа, из которой стало понятно, что нам три дня предстоит слушать доклады, или, возможно, часовые лекции с возможностью задать вопросы.
Кроме того, на каждом месте была книжка, опубликованная Фондом содействия изучению общественного мнения под названием «Россия удивляет: статистика и социология против мифов и вымысла» (М., 2013) – проект ВЦИОМ и других фондов. Упомяну только, что один из разделов без всякого сарказма называется «Жить стало лучше, жить стало веселее». В выступлениях официальных лиц эта книжка фигурировала постоянно. Вспомнила известные слова Жванецкого: «Они там, за забором, сами производят и сами потребляют». Если они всерьез верят в данные этой книги, диалог с ними невозможен по определению.
В первый день перед нами выступали по преимуществу социологи – А.А. Ослон (президент фонда «Общественное мнение»), В.В. Федоров (генеральный директор ВЦИОМ), Ю.П. Симонов-Вяземский (генеральный директор «Образ-ТВ»), а также профессор РУДН М.М. Мчедлова с темой «О какой России мечтает молодежь». К вечеру ожидали В.В. Володина, но его не дождались. Сначала мы недоумевали, почему доклады, казалось, не касаются темы совещания. Со временем стало ясно, что все продумано: сначала – попытка представить новую «картину мира». Говорили о катастрофе 1991 года, о ложном пути и потере российских ценностей.
Один из выступающих заявил, что: 1) пока жили очень плохо, на грани голода, не было времени для протестов; 2) теперь, когда стали жить лучше, всем стало скучно, и вот начали происходить «болотные» события и другие протесты. Возмущенные слушатели резко возражали: «Вы живете в каком-то параллельном мире! Вы хоть понимаете, как живут учителя, преподаватели вузов, пенсионеры, врачи?» Пытались говорить о нагрузках педагогов, о сокращениях. Участники из провинций добавляли: «Может, в Москве и лучше, но у нас…». Москвичи поддерживали: «То же самое!» Спрашивали: «Вы сами-то верите в данные этой книги?» В. Федоров резко отвечал: «Верю на 200 процентов! Это – научные опросы». На что люди дружно реагировали: «А кого вы спрашивали?»
В.Н. Захаров обратился к Симонову-Вяземскому: «Вы говорите с обреченными! Наборы на русистику сокращаются, еще 2-3 года – и станет некому и некого учить! Как переломить эту тенденцию?» Шоумен легко ответил: «Надо помогать Путину! Он хочет вас услышать». Вот поэтому он и не приехал. К моему большому сожалению, записи первого дня у меня пропали. Все места в зале были именные, и я решила, что блокнот можно оставить в номере. Как же мы удивились на следующее утро, когда на столах обнаружились новые блокноты, а те, что были исписаны, исчезли!
Еще один штрих: регламент соблюдался плохо. Поэтому намеченный на 15 часов обед начался только в пятом часу, а кофе-брейк вообще не проводился. Тем, кто прилетел или приехал ранними поездами, было только сочувствовать. Когда мы сели в холле перед конференц-залом после обеда, к нам подошла одна из помощниц и заторопила: «Пора в зал, заседание должно было начаться час назад». Пришлось включить жесткий тон: «А обед когда должен был начаться? Давайте без взаимных упреков!» Девочка сразу сбавила тон: «Что вы, никаких упреков, просто напоминание!» После заседания нам собирались показать фильм «Гибель империи. Византийский урок», но все затянулось, и, слава Богу, обошлись без него. День закончился для многих после часа ночи. Организаторы сообщили, что повестка дня исчерпана, но если кто-то хочет поговорить, они будут в зале. Каюсь, я не захотела, так как была на пределе. Но некоторые пошли. Как я поняла, разговор шел в двух направлениях: на жалобы говорилось, что закон об образовании дал большую автономию и надо апеллировать к местному руководству. Также поднимался вопрос о необходимости сплочения для решения общих проблем.
Не могу не вспомнить один диалог из первого дня. Один из социологов продемонстрировал результаты опроса на тему: «Какие земли россияне считают своими или чужими». 75% россиян считают Украину чужой, за исключением Крыма. Дагестан и Чечню (на равных) считают частью России только 40%. Лектор, неосторожно сказав, что «так что – чужие они России», вызвал возмущение у моего однокурсника, ныне декана филологического факультета ДГУ Шабана Мазанаева: «Вы оскорбили дагестанцев! Мы такие же россияне, как и вы. По опросам в Дагестане 90% дагестанцев считают себя россиянами, а русский язык – родным. Мы читаем русскую литературу и считаем ее своей. Вы отталкиваете тех, кто вам не враг». Федоров, пытавшийся объяснить, что сам он не считает Дагестан чужой землей, выглядел не очень убедительно.