Если бы те, кто уговаривал Николая II отречься, знали, что произойдёт потом с Россией, то никогда бы не стали этого делать.
Трон пошатывается
Революции не делаются в один день. Тучи над головою Николая II сгущались годами. Благодаря уступкам обществу самодержец сумел пережить бурю 1905 года, но саботаж демократических перемен и длительная война грозили ему повторением тех событий. Затяжная мировая бойня сделала все пороки политического устройства Российской империи слишком явными — во главе армии и экономики стояли не те люди, войска отступали, не имея толкового снабжения, в тылу — перебои с поставками продовольствия и казнокрады, сорящие в ресторанах деньгами, «заработанными» на государственных военных заказах.
Конфликт царя и общества накалился уже к ноябрю 1916 года. Трон под Николаем II зашатался. Его министры не пользовались доверием, ходили упорные слухи об императрице-немке, которая шпионит в пользу Германии, о том, что сам император — под контролем любовника его жены Распутина («царь-дурак», «царь-рогоносец» — не лучшие прозвища для монарха). Общество устало от самодержавия, коррупции и войны. Солдаты-крестьяне хотели домой, офицеры — рационального управления и снабжения армии. Уважение к престолу и человеку, его занимавшему, таяло на глазах.
В этих обстоятельствах 1 ноября лидер кадетов Павел Николаевич Милюков произнёс в Думе свою знаменитую речь «Глупость или измена», в которой подверг правительство разгромным обвинениям (а так как за правительством стоял царь, то косвенно и царя). Речь с намёками на шпионку-императрицу стала известна по всей стране и нашла огромный отклик: Александр Керенский, глава фракции трудовиков, стал называть самодержавие «оккупационным режимом»; монархист Владимир Пуришкевич повторял мифы о кознях «немки на троне», которая обратила царских министров в «марионеток». Империя уже в конце года превратилась в пороховую бочку. А спичку к ней поднесли… железные дороги.
«Бабий бунт» превращается в революцию
В феврале 1917 года транспортная система окончательно пришла в хаос. Железные дороги при постоянной смене расписаний, грузов, пунктов назначений и т. д. не справлялись с обеспечением ни фронта, ни городов. Это спровоцировало дефицит продовольствия в Петрограде и других населённых пунктах (хотя в стране еды было в избытке).
Председатель Государственной думы Михаил Родзянко докладывал Николаю II, что в Москве в январе муки привозили чуть больше половины от необходимого, то же — с дровами и углём, а в Петрограде из-за нехватки топлива и энергии с перебоями работали предприятия. С продовольствием в столице дела шли тоже плохо. В конце записки Родзянко говорил императору о необходимости наладить транспорт и намекал на формирование нового правительства, которому бы общество доверяло, то есть ответственного перед Думой. «Слишком близко время, когда всякое обращение к разуму народа станет запоздалым и бесполезным», — заканчивалось послание. Но Николай II не внял.
Очень скоро история доказала правоту Родзянко. В петроградских очередях за хлебом начались «бабьи бунты». Нехватку продовольствия многие объясняли предательством, кознями «жидов», чинуш, вражескими диверсиями и т. д. 23 февраля (по старому стилю) 1917 года началась забастовка десятков тысяч работниц и рабочих на Выборгской стороне. Народ пошёл громить булочные. Полиция с толпой не справилась, казаки же подавляли «бабий бунт» без особого энтузиазма. И протестующие дошли до Невского — пели «Марсельезу», выкрикивали «Хлеба! Хлеба!». На следующий день районный протест превратился в городской (бастовали больше 200 тыс. рабочих), а затем и во всероссийский.
Демонстрация 23 февраля в Петрограде. На улицах Петрограда.
Чаша весов склоняется на сторону восстания
Массовые забастовки и демонстрации рабочих грозили катастрофой — полным разладом тыла, а затем и фронта (армия и так уже начала разлагаться). Желая добиться конституционных реформ, Дума возглавила бунт против самодержавия. 26 февраля Совет министров приказал приостановить деятельность думцев до апреля (многие не подчинились), а манифестантов на Невском попытались разогнать пулями. Погибли несколько сотен человек. Но карательные меры не помогли. Все были убеждены — дни монархии сочтены. Даже множество офицеров, в том числе высших, разделяло это мнение.
Характерную запись от 24 февраля оставил в дневнике подполковник Александр Верховский (будущий военный министр Временного правительства): «Всем очевидно, что главная причина, почему мы не победили до сих пор, это самодержаствный строй, убивающий всякую самодеятельность в стране и дающий армии так много неудовлетворительных людей среди командного состава». 27 февраля на сторону восставших перешёл петроградский гарнизон — улицы столицы заполонили солдаты. После этого и офицерство стало открыто отворачиваться от монарха. Временный комитет Государственной думы объявил, что берёт власть в городе в свои руки, затем образовался и Петроградский совет солдатских и рабочих депутатов. Николай II оказался в изоляции и под колоссальным давлением.
На армию он положиться не мог — подчинится ли, не революционизируется ли по пути на Петроград, да и поможет ли жестокость, не повторится ли 1905 год? Семья его была далеко — в Царском Селе, что тоже сыграло большую роль (во-первых, царь беспокоился об их безопасности, во-вторых, люди, хорошо знавшие царскую чету, говорили позднее, что если бы императрица пребывала в те дни рядом с мужем, никакого отречения бы не произошло). 28 февраля император покинул Ставку в Могилёве и двинулся на Царское Село. Так как дорогу занимали бастующие, пришлось ехать во Псков (в штаб Северного фронта), куда царский поезд прибыл 1 марта.
2 марта Ставка сообщила императору, что Петроград полностью в руках восставших. Историк А. В. Ганин уверен, что генералы Ставки специально сгущали краски и телеграфировали в Псков, что даже императорский конвой перешёл на сторону революции, чтобы Николай II утратил готовность к борьбе за власть. Генералы Николай Рузский (главнокомандующий Северного фронта) и Михаил Алексеев (начштаба Верховного главнокомандующего) высказались против карательных мер и за необходимость переговоров с Петроградом.
Отречение последнего монарха
Ночью 2 марта Николай разрешил генералу Рузскому начать переговоры с председателем Временного комитета Государственной думы Родзянко. Последний прямо заявлял, что попытка отправить войска на мятежный Петроград приведёт к гражданской войне. От лица Думы он требовал отречения императора (прежде думцы желали только назначения нового ответственного перед ними правительства): «Династический вопрос поставлен ребром». В этот момент Николай II согласился сформировать ответственное перед Думой правительство. Но время для таких уступок уже ушло.
Генерал Лукомский, докладывая в Псков о разговоре Рузского и Родзянко, отметил, что Царское Село — под контролем восставших и что в случае отказа от отречения «произойдут дальнейшие эксцессы, которые будут угрожать царским детям, а затем начнётся междоусобная война, и Россия погибнет под ударом Германии, и погибнет вся династия». Рузский в беседе с Николаем II говорил, вероятно, примерно то же, а после — о том, что отречение необходимо.
Продолжение — на Diletant.media
Читайте также: Вспомнить всё об Арктике! Навуходоносор II — последний могущественный царь Вавилона Германский император против протестантов Проект завоевания Южной Америки, поданный Петру I