1 июня 1971 года сотни московских хиппи собрались на антиамериканский митинг. Протест против агрессии США во Вьетнаме плохо закончился для советских пацифистов. Новая молодёжная субкультура появилась в СССР в вполне советском духе. В сентябрьском номере журнала «Вокруг света» за 1968 год вышла статья Генриха Боровика «Хождение в страну Хиппляндию». Опытный пропагандист, с одной стороны, радовался тому, что американские подростки бегут от своих буржуазных родителей, отвергая их лживые ценности, а с другой — издевался над бездуховностью и дикостью самих подростков. Статья вызвала неожиданный эффект — тысячи советских юношей и девушек заинтересовались взглядами своих заокеанских ровесников и захотели быть такими же, как они.
В крупных городах страны появились компании длинноволосых молодых людей в одежде разной степени обтрёпанности. Они никому не мешали, просто сидели в парках и скверах, пели под гитару, чаще всего что-то англоязычное. Вечерами хиппи перемещались к кому-нибудь домой, где продолжали культурно отдыхать, употребляя алкогольные напитки. Крепких они не любили, предпочитая дешёвый портвейн.
В позднем Советском Союзе признавался лишь научно-технический прогресс. В общественной и культурной сферах господствовал консерватизм. Тем, кому это не нравилось, предстояло иметь дело с защитниками традиций в погонах. Именно с ними и столкнулись первые советские хиппи. Заморское слово «хиппи» быстро обрусело, и детей цветов, выросших на отечественной почве, стали называть хиппанами, хиппарями или хипцами.
В Свердловске немногочисленные хипцы собирались на набережной городского пруда, где по вечерам слаженным хором пели песни «Битлз». Те, кому больше нравилось не петь, а болтать, собирались вокруг памятника Якову Свердлову. Это были в основном студенты университета, расположенного поблизости. Музыкальные хипцы шёпотом пересказывали жуткие слухи о том, что кто-то из «болтунов», немного перебрав спиртного, хотел отпилить «Яшке» металлический палец. «На самом деле всё было куда безобиднее», — вспоминал писатель Андрей Матвеев. «Никакими хиппи мы не были, но старались ими быть. Мы пьянствовали, слушали музыку, всякую ахинею несли, пробовали какие-то таблетки, но вместо психоделических видений получали только рвоту или понос. Развлечения были невинные».
Подобными шалостями занималась молодёжь и в Сибири. «Хиппи в Томске были не очень идейные», — утверждал фотограф Игорь Верещагин. «Они просто любили весело пожить». Общественность относилась к непохожим на неё молодым людям с явным осуждением. Александр Гасилов вспоминал: «Выглядел я не так, как все: длинные волосы, полосатые клеша из брезента, вместо пиджака зелёный военный китель, тряпичные цветные ботинки на платформе. За это терпел издевательства добропорядочных граждан. Про таких, как я, часто говорили: «Не девка, не парень, а оно!» В военкомате дежурный офицер с криком рвал мою справку об отсрочке призыва в армию. Милиционеры таскали меня за волосы и рвали клеша. Я испытал много чего в молодости только из-за неожиданного внешнего вида».
Власть относилась к хиппи с явным предубеждением. Хотя они даже не думали о политике, их пацифизм вполне соответствовал основному принципу внешней политики СССР. Тем не менее, власти не нравились их непохожесть и свободный образ жизни. Студента Матвеева часто забирали в милицию. «Пытались наркоту какую-то подкинуть, но бесполезно. Однажды увезли прямо с перемены между парами. В милиции провели профилактическую беседу, пытались испугать», — вспоминал он.
Эстония в СССР считалась самой западной республикой не только географически. «У нас правили свои, эстонцы», — рассказывает таллиннец Александр «Сась» Дормидонтов. «Они сказали Москве: «Не суйтесь, мы выполним все ваши указания с немецкой педантичностью». Поэтому молодёжные волнения гасились местными властями, чтобы информация о них не дошла до Москвы. В конце 1960-х у нас появилось много хиппи. Никакой политики в этом не было. Мы хотели носить длинные волосы, одежду, какую захотим, и слушать музыку. В 1970 году мы с друзьями впервые стопом поехали по России встречаться с себе подобными любителями музыки и длинных волос. В Москве мы познакомились с Юрой «Солнышком» Бураковым и его Системой. Мы решили сделать на ноябрьские праздники съезд всей Системы в Таллинне. Конечно, это донеслось до КГБ. В конце октября я заметил за собой хвост, а через несколько дней меня прямо из дома увезли в КГБ. Я был более вольный, чем остальные, и, может быть, именно за это меня и задержали. Гэбэшники искали главаря, и я им прекрасно подходил», — рассказал Дормидонтов.
Несмотря на все усилия КГБ, маленький слёт хиппи в Таллинне всё-таки состоялся. «К нам смогли приехать литовцы. Мы оторвались от хвоста и ушли в дом культуры, где приятель работал сторожем. Хвост даже не понял, куда мы делись. Собралось человек пятнадцать».
По московским меркам подобная малочисленность считалась несерьёзной. Без столичного размаха не могли тусоваться даже тамошние хиппи. В Москве они собирались на Пушкинской площади, на площади Маяковского и в скверике у входа в корпус МГУ на Моховой, гуляли по улице Горького. Завсегдатаями тусовок на Маяке были Александр «Доктор» Заборовский и другие. «Ничего особенно «антиобщественного» в наших посиделках не было. Основное время занимали разговоры о музыке, о «Битлз», о Моррисоне. Часто кто-то играл на гитаре», — вспоминал он.
Многие из столичных хиппанов были детьми непростых родителей и жили в центре, так что вечерами тусовка перебиралась к кому-нибудь на квартиру, где сразу включали музыку. «Главным для нас были не клеша, не джинсы и не длинные волосы», — говорил культуролог и музыкант Александр Липницкий. «В бога мы не верили, и религией для нас был рок-н-ролл, и в первую очередь — «Битлз».
Юрий Бураков, сын полковника КГБ, получил прозвище «Солнце» за улыбчивый характер. Его тусовка именовалась «Солнечной системой». Однако его авторитет сильно пошатнулся после событий 1 июня 1971 года. Существует несколько версий предыстории тех событий. Согласно одной, в конце мая к хиппанам подходили молодые люди в аккуратных костюмах и предлагали провести демонстрацию против войны во Вьетнаме у стен посольства США, якобы поддерживаемые КГБ. По другой версии, хиппарей уговаривал Бураков, который незадолго до этого был пойман при покупке наркотиков и завербован. Немецкая исследовательница Юлиана Фюрст утверждает, что нашла в архиве Буракова мотивацию этих уговоров: «Я хочу показать, что наши «волосатые» — тоже хорошие люди, тоже достойные граждане Советского Союза». По её словам, Бураков согласовал демонстрацию в короткий срок.
Как бы то ни было, сотни московских хиппи собрались протестовать против американской военщины. 31 мая к некоторым из них подходили знакомые из комсомольских оперотрядов и предупреждали о провокации и массовых задержаниях. Однако уговорам мало кто поверил.