В последние годы Сергею Ковалеву было тяжело: мир стремительно мчался вперед, в то время как его собственный темп жизни заметно снижался. Он часто жаловался на то, что многое забывает. Однако его жизнь была столь насыщенной событиями, что забыть о чем-то было вполне естественно. В то же время вневременные факторы Ковалева оставались неизменными – его непоколебимая верность идеалам. Обсуждая эти вопросы, он всегда сохранял спокойствие – возможно, это звучало прилично, а возможно, и неприлично. Он поступал так, как считал нужным, и готов был заплатить за это, включая десять лет лишения свободы: семь лет заключения и три года ссылки. Он был заключенным по знаменитой семидесятой антисоветской статье, и всегда поступал так, как считал справедливым. Даже если это означало идти против мнения подавляющего большинства – будь то в Верховном Совете или в Государственной Думе. Ему не было страшно остаться в абсолютном меньшинстве, и подавить его было довольно сложно.
Ковалев отправлялся туда, где мог помочь, и не обращал внимания на мнение чиновников. За свои девяносто с лишним лет он всего один раз признался, что сделал что-то постыдное – в студенческие годы поднял руку на комсомольском собрании в поддержку пресловутого большинства. Он никогда не забывал об этом и всегда отталкивался от этого опыта.
Он был теплыми другом, беспощадным спорщиком и отличным собутыльником. Каждый собеседник для него становился приватизированным, и он с сожалением завершал дружеские посиделки. Сергея искренне радовал вкусный стол, он умело готовил отменную уху. Он был охотником – как в жизни, стремившимся к новому, так и просто охотником, и последнюю утку, которую он поймал, мы ели всего несколько лет назад.
К сожалению, он так и не завершил свою автобиографическую книгу о белой вороне. Теперь дописывать ее придется его современникам, не стремясь к объективности. В сердце у них остается боль.