Я съездил в Баку по делу, проверяя, подходит ли эта локация для фабулы следующего романа о Фандорине. Замучив консультантов, я обошел задворки и пустыри, не заметив большинство туристических достопримечательностей. В общем, обыкновенная рабочая командировка. В то время как я исследовал архив политдокументов, за мной велось тайное наблюдение. На одном из снимков я, вероятно, пытаюсь расшифровать смысл заметки из газеты за июнь 1914 года: «О, вечно непостижимая логика российского начальства!» Однако меня интересует не только книга, работа над которой еще впереди, а сам город Баку.
Как обычно, мои впечатления поверхностные и, возможно, ошибочные. Импрессионизм-пуантилизм. Лучший способ передать мои ощущения от короткой поездки в Баку – это вот такая картина.
Я делю города по гендерному признаку. У меня нет сомнений, что Баку – это девушка с полумесяцем, бровью на щечке и родинкой. Ассоциация с картиной Дега возникла у меня потому, что я застал эту барышню врасплох: то ли за утренним туалетом, то ли за переодеванием. Она уже не в домашнем халате, но еще не при параде; уже не растрепа, но и без прически. Способ подглядеть за Баку в такой интимный момент был для меня любопытен.
Город меняется очень быстро и скоро станет совсем другим. Это переодевание не простое, а волшебное, будто Синдерелла превращается из замарашки в ослепительную красавицу. В некоторых местах еще видны лохмотья города недавнего прошлого. Здесь живут беженцы, как мне сказали. Но бальное платье уже надето, хрустальные туфельки сверкают: Бакинцы рассказывают, что город был серый, низенький и обшарпанный. Теперь же он песочно-кремовый, вытянутый кверху, весь в дизайнерской бижутерии современных архитектурных проектов. Повсюду идет стройка и ремонт.
Здесь, как и в России, бурлят шальные нефтяные деньги, но они не уплывают в офшоры, а инвестируются в строительство и инфраструктуру. Думаю, через год или два, когда Синдерелла окончательно принарядится, Баку вновь будут называть «Парижем Востока». Однако я хотел увидеть другой Баку, такой, каким он был до изменений, но от него почти ничего не осталось.
Старый Баку бережно консервируют, не реставрируют и не реконструируют. Восточного колорита в городе осталось немного, и, хотя я съездил, в памяти остались лишь хороводы с хилтонами и шератонами. В результате я сижу, штудируя старые фотографии и кинохронику. Я приехал к Золушке в гости, а она укатила на бал и больше не вернется. Да нет, я рад за нее и желаю счастья.
Колебался, стоит ли писать об этом – настроение благодушное, не та тема. Однако полностью молчать о своих впечатлениях не получается. Меня интересуют иные времена, однако мне хотелось понять, как азербайджанцы относятся к отсутствию армян, которых здесь когда-то было много, а теперь нет. Мне отвечали, что точно так же я не найду в Карабахе ни одного азербайджанца, которых там было больше, чем в Баку армян.
Налицо тяжелый посттравматический синдром со всеми соответствующими признаками. При этом многие говорят, что поддерживают отношения с эмигрировавшими друзьями – по мейлу и скайпу. Всё это ужасно грустно. Боюсь, что раны затянутся не раньше чем через сто лет.
