Поздно вечером 20 февраля, почти уже ночью, по светящемуся огнями Ганноверу уверенно ехал автомобиль, за рулем которого сидела элегантная дама средних лет. Поворачивая на одном из перекрестков налево, она – теперь уже никто точно не скажет почему — проигнорировала горевший на углу красный свет. Нарушение заметил дорожный патруль, который легко догнал соблюдающую скоростной режим нарушительницу.
Полицейские попросили даму предъявить документы, а также пройти предварительный тест на алкоголь. Разумеется, требование было безоговорочно исполнено, и прибор показал результат в 1,3 промиле. Тогда полицейские пригласили сидевшую за рулем доехать до полицейского участка, где она сдала кровь на более точный анализ. Оказалось, что содержание алкоголя в крови составило 1,54 промилле – что приблизительно соответствует двум бокалам вина. В Германии запрещено садиться за руль уже при 1,1 промиле.
Правонарушительнице грозило судебное разбирательство, результатом которого мог стать денежный штраф, штрафные пункты в общегерманской водительской картотеке, а также лишение водительского удостоверения сроком до одного года. Если бы дама была среднестатистической немкой, то на этом все и закончилось бы. Нарушение совершено, доказано, виновный понес определенное за него законом наказание – вопрос исчерпан.
Но речь шла о лице высокого духовного звания. Маргот Кессман, епископ и доктор философских наук, мать четверых детей, первая женщина, избранная на пост главы Совета евангелической церкви Германии (ЕЦГ), представляла интересы 25 миллионов немецких протестантов. В стране развернулась громкая дискуссия – можно ли простить популярнейшему церковному лидеру, котрым восхищались за близость к простым верующим, неординарное мышление и смелость в высказываниях, совершенную «человеческую ошибку».
Определенного ясного ответа на вопрос о том, каким образом происшествие должно отразиться на карьере главного епископа немецких лютеран, никто давать не решался. Она все решила сама. Через три дня после случившегося г-жа Маргот Кессман, не дожидаясь официальных разбирательств, выступила с заявлением о том, что она, не желая причинить вреда Церкви, добровольно уходит с обоих высоких постов. Она сохраняет за собой лишь то, ради чего жила — право на служение – и будет работать в родном Ганновере простым священником.
Я вспомнил эту историю двухгодичной давности сегодня, когда в нашей стране все громче звучат документально неопровержимые обвинения в адрес первого лица РПЦ. Не нам, мирянам, судить о нарушении важнейших религиозных обетов, принятых В. Гундяевым перед Богом еще во времена его вступления на стезю служения – безбрачия, нестяжательства. Не перед нами, если все это окажется правдой, и предстоит отвечать ему за содеянное.
Остаются общегражданские моральные принципы, которым — увы — не всегда следуем мы, грешные, но, без соблюдения которых не может, очевидно, существовать духовный лидер нации. В парадном фильме, созданном к недавнему юбилею Патриарха, расположившись за плотными занавесками бронированного мерседеса — пульмана, сопровождаемого по перекрытым улицам машинами охраны, он доверительно рассказывает, что «для кого-то служение… сопряжено с атрибутикой… на самом деле к этому привыкаешь… это перестает быть чем-то экстраординарным…». Ну, вот и славно.
Значит, не так уж сложно успокоить души сомневающихся соотечественников. Свято сберегая от поругания выстраданную столетиями честь Русской православной церкви, отказываясь от всего наносного, продолжив, к примеру, служение в любом российском приходе простым священником.
«…Отставка епископа Кессман по опросам существенно изменила имидж евангелической церкви в стране в положительную сторону…» — сообщало позднее немецкое радио, писали немецкие газеты. Нет, не подумайте, никаких сравнений… это я так, к слову…
