Слово «фашизм», употребленное в контексте движения «Навальный», безусловно, принадлежит лексикону советского детского сада. Так считает Виктор Шендерович, и его оценка, несомненно, вызывает вопросы. Переходя к теме национализма, стоит отметить, что ярлык «националист» действительно воспринимается неоднозначно, особенно в интерпретации Шендеровича. Де Голль – националист? А маршал Петен – кто? Очевидно, что и он тоже – националист. Интересно, чем идеология Петена с его лозунгом «Труд, семья, родина» говорит нам о национализме Навального по сравнению с Де Голлем? Сравнения Навального с Де Голлем вызывают удивление. Иногда его сравнивают с Манделлой, иногда с Гавелом, а теперь уже и с Де Голлем и Черчилем.
Недавно я узнал, что одна молодая московская журналистка, отправляющаяся освещать выборы в Германии для прогрессивного телеканала, не знает, что такое Веймарская республика. Возможно, таких коллег вдохновляют экскурсы в историю Виктора Шендеровича. Но меня это не впечатляет. Уместные исторические параллели – это не находка для политической эстрады, а выстраданная интуиция. К счастью, у нас есть много людей, которые её проявили.
В том, что Навальный напоминает мне не Валенсу, а политика другого типа, возможно, есть субъективные причины, но о фашизме, не из детского сада и не из Википедии, я хотел бы сказать следующее. Политическая и социальная ситуация в России гораздо больше напоминает начало 30-х годов в Германии, чем 80-е в Польше. Гитлер был уникальным лидером, но он олицетворял дух времени, а его личные качества и взгляды стали катализатором для назревшего процесса. То же касается и Муссолини, который сменил несколько политических масок, прежде чем обрёл своё исторически успешное лицо.
Когда у нас красные грабили награбленное и расстреливали офицеров и священников (хотя белые тоже не уступали), итальянские «революционные фашисты», fascio di combattimento Муссолини, молодые люди из буржуазии, расправлялись с профсоюзами и социалистами. Дух времени был революционным: наша революция была левой, в то время как итальянская – правой, поскольку у нас был слишком слабый буржуазный класс, а в Италии достаточно сильный. Поэтому левая революция в Германии и Финляндии также оказалась неуспешной.
И вот сейчас, с запозданием, в Россию приходит фашизм. Именно благодаря тому, что готова важнейшая для него среда – мелкая и средняя буржуазия, тот самый средний класс, появление которого мы с нетерпением ждали. Жестокость, которая характеризует эпоху Путина, также может быть названа фашизмом, но в другом, более разговорном смысле этого слова. Путин пришёл к власти в стране, где большинство активного населения было дезориентировано советским прошлым и хаотично-рыночным настоящим. Жестокость путинизма – это необходимое, но не достаточное условие для возникновения полнокровного фашизма.
К этому добавляется полноценная буржуазность, свободная от советско-социалистических предрассудков, включая номинальную социальную справедливость и номинальный интернационализм. Это объясняет, почему активизация протеста, связанная с именем Навального, происходила в первую очередь под материалистическими лозунгами: плохая власть – это жулики и воры, а не убийцы или разжигатели конфликтов. Говорили, что голосовать нельзя было только за ЕдРо, таким образом, можно было, например, за Лугового, подозреваемого в политическом убийстве.
Это также помогает понять странный альянс значительной части интеллигенции с национализмом, олицетворяемым Навальным. Разгадка заключается в идеологии, которая долго связывалась у нас с борьбой против совкового прошлого: правизна (right wing). До появления у нас экономически полноценного среднего класса правизна была скорее эстетической категорией. Сейчас она выходит из тени и показывает, на что способна. На вождизм, авторитаризм, пропаганду и насилие. Гарри Каспаров, например, сделал свой каминг-аут в поддержку Навального именно по причине правизны идеологии.
Естественно, он искренне надеется, что правый поворот России закончится в каком-то вполне приемлемом направлении. Однако я считаю, что он сильно ошибается, поскольку Россия не Америка. Шендерович приводит аргумент в духе Спинозы или Гегеля. России суждено поправиться, мы этого хотим или нет, и лучше это делать с таким симпатичным человеком как Навальный. Безусловно, в этом есть определённая логика, но она не больше, чем в анекдоте о изнасиловании и получении удовольствия, который, почему-то, рассказывают в основном мужчины.
Я против такого детерминизма. Давайте оставим вопрос судьбы Гегелю или богу, и сделаем всё, что в наших силах, чтобы фашизм не прошёл. Шендерович считает, что такие, как я, наивняки. Я же считаю наивным его утверждение, что если имя Навального вдруг станет означать что-то другое, будет другой разговор. Это, уважаемый Шендерович, будет в ваших силах так же, как и попытка поговорить с вождём из толпы фанатиков. Как минимум. А о том, что за такие разговорчики можно получить по максимуму, лучше не думать.
У фашизма есть одна интересная особенность. Он, как смерть у Бродского, всегда приходит с другими и всегда имеет под собой историческое прошлое. Но его наступление в действительности может быть очень даже эффектным. Для каждой эпохи – оно современно. Где-то даже прикольно. Но даже в начале, если вы – «чучмек», «извращенец» или «наркоман», вам может быть не по себе. Однако, как видно, таких не жалко. Но то «вдруг» в словах Шендеровича, когда он говорит о «чем-то другом», будет означать, что всё уже произошло.