1. В предыдущем посте обсуждался лишь один аспект фаз делового цикла, а именно их продолжительность, измеряемая по динамике реального выпуска. Однако, кроме этого параметра, фазу рецессии (спада) характеризуют еще три индикатора: глубина, скорость и кумулятивные потери. Фазу подъема определяют абсолютная величина подъема и его скорость. Все эти характеристики представлены в нижеследующей таблице, отражающей основные параметры рецессий и подъемов в российской экономике за период с января 1990 г. по июль 2015 г. Источник: расчеты ИЭА по данным Э. Баранова и В. Бессонова.
2. Данные таблицы показывают, что по своим ключевым характеристикам (за исключением одной) последняя рецессия (ноябрь 2014 г. – июнь 2015 г.) уступает всем трем предшествующим. Лишь по кумулятивным аннуализированным потерям последний спад (2014-2015 гг.) занимает третье место среди российских рецессий последнего четвертьвека, оставив на последнем, четвертом, месте рецессию 1997-1998 гг.
3. Если принять во внимание распространенную гипотезу о наличии прямой пропорциональной связи между тяжестью экономического кризиса и вероятностью смены политического режима (особенно популяризированную Е. Гайдаром в его работах), то вероятность смены режима сегодня выглядит ниже, чем в трех предыдущих случаях (конец 1996 г., конец 1998 г., май 2009 г.), когда, как известно, смена политического режима не произошла.
4. Однако, если не ориентироваться на эту популярную, но ошибочную гипотезу и проанализировать факты, то видно, что смена политического режима в России происходила в иных обстоятельствах. Например, она произошла в августе-декабре 1991 г., когда кумулятивное падение ВВП в 1990-91 гг. составило около 7% при длительности экономического спада около двух лет. В то же время она не произошла в 1996 г. при кумулятивном падении ВВП накануне в 1992-96 гг. на 37% (если учитывать два предыдущих кризисных года, то общее падение составило 41,4%) при длительности спада в пять (или даже семь) лет.
5. Если считать передачу Б. Ельциным поста президента В. Путиным сменой политического режима, то она произошла не в условиях экономического кризиса, а в условиях роста экономики, когда реальный выпуск увеличился в течение предшествовавших 13 месяцев на 10,1%.
6. Кроме того, следует обратить внимание на отсутствие подтверждения вышеупомянутой ложной гипотезы событиями начала и середины XX века. Свержение монархии в России в феврале 1917 г. произошло при сокращении ВВП примерно на 10% (в 1914-16 гг. в условиях Первой мировой войны). В последующие годы, когда ВВП сократился на 58,7% в результате военных действий, свержение большевистского режима не произошло.
7. Также смены политического режима не произошло и во время Второй мировой войны, когда советский ВВП в 1940-46 гг. снизился на 44,7%.
8. Более детально о взаимосвязи между экономическим кризисом и сменой политического режима можно ознакомиться в работе Е. Покровской «Кризис как могильщик режима: желаемое или действительное?»
9. Даже из этого краткого перечня известных исторических фактов видно, что длительный и глубокий экономический кризис не является неизбежным условием смены политического режима. Крупнейшие экономические катаклизмы, пережитые страной (в 1917-21 гг., 1939-46 гг., 1992-96 гг.) с падением ВВП на 58,7%, 44,7% и 37% соответственно, не сопровождались сменами политического режима.
10. С другой стороны, смена политического режима происходила в условиях относительно недолгих и неглубоких экономических кризисов (в феврале 1917 г. при падении ВВП примерно на 10%, в августе-декабре 1991 г. при падении на 7%, в декабре 1999 г. при росте на 10% после 13 месяцев экономического подъема).
11. Отсутствие прямой связи между тяжестью экономической ситуации и вероятностью смены политического режима указывает на наличие других факторов, играющих более важную роль в политических переменах. Этот факт является не пессимистическим, а скорее оптимистическим, поскольку вероятность смены режима в условиях относительно недолгого и неглубокого кризиса выглядит выше, чем в условиях полномасштабной экономической катастрофы.