Среди прочих различий между авторитарными режимами выделяется один важный аспект. В некоторых странах оппозиционеров отодвигают от власти и влияния мирными, бескровными способами, в то время как в других убийства оппозиционеров и просто несогласных становятся привычным делом. Так, в Малайзии главного оппозиционера Анвара Ибрагима могут судить за аморальные поступки, в Таиланде – не пускают в страну Таксина Чиннавата, а в Китае Чжао Цзыян может провести остаток жизни под домашним арестом. В Аргентине или Чили никто не удивится, если оппозиционера найдут убитым или он просто исчезнет – лишь спустя годы раскрываются тайные концлагеря и факты массовых исчезновений.
До недавнего времени в России мы также не осознавали, насколько близки к первому типу диктатуры. Профессиональные оппозиционеры, обладая многолетним опытом, могли свободно критиковать власти и спокойно продолжать свои обычные дела, как, например, обед в историческом универмаге, а затем прогулка по ночной столице. То, что аргентинскому, мексиканскому или китайскому оппозиционеру показалось бы немыслимой роскошью, здесь никого не волновало. Но все изменилось, когда мы стали свидетелями очередного примера деградации российского авторитаризма, который всё более смещается от прагматичной диктатуры развития к идеологизированной диктатуре самосохранения.
Теперь критики власти вынуждены опасаться не только ареста на митинге, но и убийства на прогулке – это уже совершенно иная страна. В России есть силы, которые давно стремятся к более жесткому авторитаризму, но определить, насколько они влиятельны и близки к трону, крайне сложно из-за герметичности системы. Деградация коснулась и других сфер. В мире авторитарных стран можно выделить два типа: в одних репрессии контролируются государством, а в других они становятся делом масс, выходящим из-под контроля.
Это обычно происходит в тех государствах, где власти выделяются в противостоянии врагу, чтобы сохранить единство народа и руководства. В таких странах общество делится на своих и чужих, причем «свои» находятся под защитой закона, а «чужие» часто лишаются этого права. Патриотические платформы, наполненные списками предателей, стали призывом к действию для некоторых, которые воспринимают сигнал слишком буквально. В результате ненависть стала почти узаконенной; случаи насилия и травли стали обычным явлением.
Недавние события показывают, как в России все больше легализуются проявления ненависти. Обсуждения о «плохих гражданах» и «врагах народа» становятся нормой. Невидимые проскрипционные списки пополняются фамилиями, организациями и даже целыми социальными группами, ставящими под сомнение существующий порядок. Государство демонстрирует свою позицию не только на словах, но и действием, игнорируя закон в отношении «плохих граждан».
На фоне этого происходят странные процессы, когда казачьи формирования сами решают, кто достоин наказания, а уголок юмора превращается в поле для мстителей. Государственные СМИ активно освещают ситуации, где «патриоты» проучают тех, кто им не по нраву. Часто такие акты насилия остаются безнаказанными, что создает порочный круг безнаказанности.
В последние полгода после начала конфликта в Донбассе происходят изменения, которые еще больше способствуют насильственному решению вопросов. Власть обращается к маргинальным группам, которые могут обеспечить частные, неофициальные меры в борьбе с реальными и вымышленными врагами. Эти группы становятся любимцами власти, так как они могут действовать более жестко и беспощадно.
Теперь, когда активисты борются с врагами и предателями, они сами становятся полноправными участниками системы, где целевая ненависть к определённым группам оказывается законной. Ситуация, когда одни граждане «гонят» на других, ставит под сомнение саму стабильность. Это демонстрирует, как изменился российский авторитаризм, который ранее опирался на экономический рост, а теперь – на мобилизацию против врагов.
Если в прежние времена критика власти могла быть безопасной, сейчас это зависит от того, кто именно становится предметом критики. Обычный гражданин может безнаказанно высказывать недовольство, но если возникает угроза для местной власти или интересов, последствия могут быть трагическими. Убийство, которое происходит в таких обстоятельствах, может быть выгодно кому угодно, но ответственность за эти действия лежит на государстве, которое в итоге будет искать виновных.
Ситуация с недавним убийством показывает, как опасно перекладывать ответственность, ведь рано или поздно следствие упирается в «друзей» или «соратников», которые, в свою очередь, могут быть защищены системой. В конечном счете, государство несет ответственность за атмосферу, где тот, кто видит врага, может безнаказанно на него напасть.