В России возникла новая сакральная идея, объединившая различные слои общества — от крымнашистов до либералов, антимайдановцев и майдановцев, православных и атеистов, левых и правых. Эта идея связана с едой, а точнее, с концепцией «еду выбрасывать нельзя». Россия умеет создавать сакральность, ставшую, в некотором смысле, ее визитной карточкой. Мы привыкли к сакральным понятиям: царь, Крым, война, история, памятники — сейчас даже помидоры обретают сакральный статус.
Я прекрасно понимаю, что такое голод. В девяностые годы, служа под Екатеринбургом, мне приходилось переживать настоящую нехватку еды. В условиях холодного климата, когда температура опускалась до -35 °C, а в казарме держалась всего +14 °C, приходилось чистить снег на плацу в суровых условиях, а обед состоял из крошечного объема гнилого бигуса и ячневой крупы.
Мой организм знал, что значит голод: ночами приходилось жевать зубную пасту с запахом еды. В армии нас называли не иначе как «проголоды». Воспоминания о том, как в сортире я увидел пакет с печеньем, выброшенным сержантами, до сих пор остались со мной. Молодые новобранцы, проходя проверку, оставляли всё самое вкусное себе, а остальное выбрасывали. Это было то же самое, что делает сейчас власть — небольшая группа людей забирает ресурсы у голодных, показывая свою власть.
Выбрасывание еды становилось символом власти. Я помню, как тяжело мне было устоять перед соблазном взять тот пакет с печеньем. Ощущения были физическими: каждая мышца болела, каждая кость. Когда я вышел из сортирной, мой сослуживец с криком «пацаны, печенье» поднял пакет, и толпа накинулась на него, как саранча. Это было зрелище, которое я не забуду никогда. Они не знали, откуда он взял эти галеты, но я знал, и это знание добавляло остроты моменту.
Так что же такое, когда ты голоден? Я знал это, когда в Грозном жарил голубей, когда приходилось искать пищу в самых неудобных местах. Я понимаю ценность еды, но не считаю нужным возводить её в культ. Я не заставляю своего ребёнка доедать до последней крошки лишь потому, что наши предки голодали. Мой приоритет — развитие личности без излишней сакрализации.
Я не испытываю шока от испортившихся продуктов и понимаю критику, когда фермеры выливают молоко в знак протеста. Это не значит, что уничтожение еды — это хорошо. Но это ужасно, когда еда занимает сакральное место в нашем сознании. Если мы начнём делать сакральными даже помидоры, стране придёт конец.
Сейчас я вижу только группу людей, живущих в своем комфортном мире, выбрасывающих продукты, и ненавижу эту исковерканную мораль. Власть видит в нас лишь свою собственность, и большинство населения или мирится с этим, или готово жертвовать своим достоинством ради профитов.
Сжигание продуктов в крематориях и протесты с выбрасыванием сельхозпродукции — это не о святости помидоров. Это о том, что некоторые люди окончательно потеряли связь с реальностью. Однако большая часть населения принимает это, потому что им комфортно в этом положении. Я не готов мириться с этим и хочу, чтобы мои дети жили в другой стране, отличной от той, которую нам оставили предки, даже если они голодали.