«Живем как в аду!»: что рассказывали жители Берлина о советских бомбардировках в 1941 году
В августе 1941 года, когда Советский Союз все еще оправлялся от германского блицкрига, а Британия не задумывалась о борьбе с немцами за пределами своих берегов, Берлин неожиданно столкнулся с бомбардировкой. Это стало настоящим шоком для нацистского руководства.
Неожиданное решение
В июле 1941 года рейхсминистр люфтваффе Герман Геринг убеждал Гитлера, что советская авиация почти полностью уничтожена и не угрожает германской армии, и ни один вражеский самолет не сможет добраться до столицы Третьего рейха. Эти слова успокоили как фюрера, так и берлинцев. Город жил спокойной жизнью: работали рестораны, кафе, театры, спортивные клубы; жители словно забыли, что менее чем за тысячу километров на востоке идет кровопролитная война.
Ночью с 7 на 8 августа 1941 года Берлин вновь вспомнил о войне: город сотрясали взрывы фугасных бомб. Утром немецкие газеты обвинили британскую авиацию в бомбардировке Берлина, сообщая, что 150 английских самолетов смогли проникнуть в город, при этом германским силам ПВО удалось сбить 6 машин, среди мирных жителей были убитые и раненые. В Лондоне недоумевали: «Германское сообщение о бомбежке Берлина интригует и вызывает вопросы, поскольку 7−8 августа английская авиация не поднималась с аэродромов из-за неблагоприятных погодных условий». Следующий авианалет на немецкую столицу британцы совершат лишь 7 ноября 1941 года. Тогда германская разведка была вынуждена признать, что в атаке на Берлин участвовали советские бомбардировщики.
Идея атаки на Берлин возникла среди военных советского Балтфлота во время операций по нанесению бомбовых ударов по базе люфтваффе в Пиллау, ныне известном как форт-цитадель в городе Балтийск, Калининградская область. Первым, кто предложил перенести бомбардировку на немецкую столицу, стал командующий авиацией Военно-Морского Флота генерал-лейтенант Семен Жаворонков.
Эта инициатива дошла до адмирала Николая Кузнецова, возглавлявшего Военно-Морской Флот СССР. Позже он вспоминал, что изначально возникли серьезные сомнения в возможности достичь германской столицы, но после взвешивания всех «за» и «против» было решено, что если после авианалета вернуться на один из аэродромов Моонзундского архипелага, то шансы есть. Идею доложили Сталину, который быстро вынес положительное решение. На следующий день 1-му минно-торпедному авиационному полку 8-й авиабригады ВВС Балтийского флота был отдан приказ произвести бомбовый удар по Берлину.
Усыпленные пропагандой
Взлет решили осуществить с аэродрома Кагул на острове Эзель (ныне эстонский остров Сааремаа) – это была самая западная точка, которую могли контролировать советские войска, хотя фактически она находилась в тылу врага. Туда и перебазировались в первых числах августа летчики 1-го минно-торпедного полка ВВС под руководством полковника Евгения Преображенского.
Нашим экипажам предстояло пролететь около 1800 километров до германской столицы и обратно, большая часть пути проходила над Балтийским морем. Маршрут: Эзель – остров Рюген – место слияния рек Варта и Одер – Берлин. Всем было очевидно, что в светлое время суток незамеченными подлететь к столице рейха не получится: медлительные и неповоротливые дальние бомбардировщики Ил-4 рисковали попасть под зенитный огонь противника задолго до Берлина. Альтернативы ночному авианалету не было.
7 августа в 9 часов вечера пятнадцать советских бомбардировщиков, оснащенных не только авиабомбами, но и пропагандистскими листовками (так называемыми «агитационными боеприпасами»), вылетели на боевое задание. Флагманским самолетом управлял сам полковник Преображенский. Полет, проходивший в режиме радиомолчания, требовал от летчиков максимальной синхронизации действий: любая ошибка могла привести к катастрофическим последствиям. Экипажи, чтобы избежать зенитного огня и истребителей противника, двигались на высоте 7 километров, где температура воздуха падала до –40 градусов по Цельсию: в таких условиях не только стекла кабины, но и очки шлемофонов покрывались инеем, и летчики были вынуждены надевать кислородные маски.
На подходе к Берлину эскадрилья Ил-4 была замечена РЛС противника, однако немцы, находившиеся под влиянием собственной пропаганды, убеждавшей их в разгроме авиации РККА, даже не заподозрили неладное. Они приняли советские бомбардировщики за свои и предложили им приземлиться на один из близлежащих аэродромов. Не дождавшись ответа, противник и вовсе утратил интерес к эскадрилье, направлявшейся в сердце рейха. Немцы пришли в себя лишь после того, как на Берлин обрушились первые бомбы.
Выяснилось, что германское командование, уверенное в неприступности Берлина, не позаботилось о светомаскировке. Освещенный тысячами огней город был виден как на ладони. По воспоминаниям наших летчиков, просматривались даже такие детали, как искрящиеся под проводами дуги трамваев. Но вот Берлин вспыхивает еще ярче – это пожары, вызванные разрывами 250-килограммовых бомб ФАБ-100, сброшенных на военно-промышленные объекты. Бомбардировку над Берлином осуществили только пять наших самолетов – остальные десять были вынуждены сбросить свои бомбы над городом-портом Штеттин из-за нехватки топлива.
Немецкая ПВО пришла в себя, когда советские бомбардировщики начали обратный путь. Чудом можно считать тот факт, что лишь одной машине – самолете под командованием Александра Курбана – досталось от жесткого огня германских зениток, и он все же смог дотянуть до своей территории. Ни один из наших летчиков во время выполнения этой сложной боевой задачи не пострадал.
«Живем как в аду»
С задания наши бомбардировщики вернулись только утром 8 августа, а уже через час вышла сводка Совинформбюро, в которой советским гражданам было сообщено об успешном выполнении задания по бомбардировке Берлина. С этого момента жизнь берлинцев перестала быть спокойной: теперь они с тревогой озирались на небо при любом шуме мотора, ожидая нового авианалета, а в случае опасности готовы были броситься в укрытие. Новые авиаудары по Берлину не заставили себя долго ждать.
До наших дней дошло несколько писем, где жители Берлина делились своими переживаниями. В одном из них некая Анни писала на фронт своему мужу Эрнесту, что война с Россией обходится им в копеечку: Германия всего за месяц войны уже потеряла несколько сотен тысяч своих граждан и спровоцировала ответные бомбардировки советской авиации, которые «сотрясали Берлин». «Несмотря на заверения властей, всем известно, что в ночь на 8 августа Берлин бомбили не англичане, а русские, мстившие за Москву», – писала Анни.
Супруга немецкого солдата сокрушалась: «Зачем вы связались с русскими? Неужели нельзя было найти что-то поспокойнее?… Мы все находимся словно в аду». Она признавалась, что после первой бомбардировки люди перестали спать спокойно, особенно тяжело приходилось тем, кто работал на заводах или жил рядом с ними, так как именно туда обрушился основной бомбовый удар. Анни выражала опасение, что пока ее письмо дойдет до адресата, ее уже может не быть в живых.
Другая жительница Берлина, Луиза, писала своему жениху: «Мой милый Генрих! … Мы сидим в подвалах. Здесь взрываются бомбы. Разрушены многие заводы. Мы так измучены и устали, что просыпаемся только в момент взрывов бомб. Вчера с половины двенадцатого и до половины второго ночи летчики были активны. Чьи? … мы пошли в бомбоубежище. Там сказали, что это были русские летчики. Нам было очень плохо».
Луиза признавалась, что с момента первой бомбардировки она боится ночи, «у нас каждую ночь воздушная тревога, иногда два или три раза за ночь. Мы отчетливо слышим, как русские летают над нашими головами. Они сбрасывают много бомб. Что же будет с нами, Генрих?».
Некоторые из таких писем достигли советских военных. Упомянутый полковник ВВС Евгений Преображенский, ознакомившись с несколькими из них, заметил: «Это хорошо, что немецкие жены и невесты пишут правду своим мужьям и женихам на фронт. Немецкие солдаты будут знать, что их варварские действия против советских людей не останутся безнаказанными».
Берлину досталось
Германское командование достаточно болезненно восприняло первую бомбардировку Берлина советской авиацией. Реакция не заставила себя ждать. 12 августа 1941 года начальник штаба Верховного командования вермахта генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель предписал руководству группы армий «Север» в кратчайшие сроки уничтожить военно-морские базы СССР в акватории Балтийского моря и, что особенно важно, ликвидировать аэродромы противника на островах Даго и Эзель.
Адмирал Николай Кузнецов в своих мемуарах отмечал, что вскоре после первого налета на Берлин последовали другие, однако осуществлять их с каждым разом становилось все сложнее, так как германское командование установило сложную систему противовоздушной обороны, которая начинала действовать сразу после пересечения береговой линии территории противника. По словам военного, приходилось прибегать к различным ухищрениям, чтобы преодолеть опасные участки, но главным преимуществом отечественных бомбардировщиков по-прежнему оставалась большая высота: «уже не так были страшны ночные истребители с мощными фарами, не так был страшен и огонь зениток».
Летчики Балтфлота смогли совершить еще 7 атак на германскую столицу – последний налет состоялся в ночь на 4 сентября 1941 года. Всего за этот период было выполнено 86 самолетовылетов, из них 33 достигли поставленных задач – сбросили бомбы на Берлин. Остальным экипажам по различным причинам пришлось наносить удары по запасным целям – Штеттину, Данцигу, Либаве, Кольбергу, Виндаме, Мемелю. В общей сложности на Берлин упало 311 бомб, что привело к возникновению 32 очагов пожара. Потери авиагруппы полковника Евгения Преображенского составили 18 бомбардировщиков и 7 экипажей.
Источник: russian7.ru
