Советские бомбардировки Берлина в 1941 году: что об этом вспоминали немцы
В августе 1941 года, когда Советский Союз все еще восстанавливался после германского блицкрига, а Британия не думала о борьбе с немцами вдали от своих берегов, Берлин неожиданно стал объектом бомбардировок. Это стало настоящим потрясением для нацистского руководства.
Неожиданное решение
В июле 1941 года рейхсминистр люфтваффе Герман Геринг убеждал Гитлера, что советская авиация почти полностью уничтожена и не представляет угрозы для германской армии, и что ни один вражеский самолет не сможет добраться до столицы Третьего рейха. Эти слова успокоили как фюрера, так и берлинцев. Город жил спокойной жизнью: здесь работали рестораны, кафе, театры, спортклубы; жители, казалось, забыли, что менее чем за тысячу километров на востоке идет кровопролитная война.
В ночь с 7 на 8 августа 1941 года Берлину пришлось вновь вспомнить о войне: город сотрясали взрывы фугасных бомб. Наутро немецкие газеты обвинили британскую авиацию в бомбардировке Берлина, сообщив, что 150 английских самолетов смогли прорваться к городу, при этом германские силы ПВО сбили 6 машин, среди мирных жителей были убитые и раненые. В Лондоне удивлялись: «Германское сообщение о бомбежке Берлина вызывает интерес и вопросы, так как 7−8 августа английская авиация не поднималась со своих аэродромов из-за неблагоприятных погодных условий». Британцы совершат свой следующий авианалет на немецкую столицу лишь 7 ноября 1941 года. Тогда германская разведка должна была признать, что в авиаударе по Берлину участвовали советские бомбардировщики.
Идея атаки на Берлин возникла среди военных советского Балтфлота во время операций по нанесению бомбовых ударов по базе люфтваффе в Пиллау, ныне известной как форт-цитадель в Балтийске Калининградской области. Первым, кто предложил перенести бомбардировку на немецкую столицу, стал командующий авиацией Военно-Морского Флота генерал-лейтенант Семен Жаворонков.
Эта инициатива дошла до адмирала Николая Кузнецова, возглавлявшего Военно-Морской Флот СССР. Позднее он вспоминал, что поначалу возникли серьезные сомнения в возможности достичь германской столицы, но, оценив все «за» и «против», решили, что если после авианалета удастся вернуться на один из аэродромов Моонзундского архипелага, то шансы есть. Об идее было доложено Сталину. Тот, не раздумывая, дал положительный ответ. И уже на следующий день 1-му минно-торпедному авиационному полку 8-й авиабригады ВВС Балтийского флота был отдан приказ произвести бомбовый удар по Берлину.
Усыпленные пропагандой
Взлетели с аэродрома Кагул на острове Эзель (современный эстонский остров Сааремаа) – это была самая западная точка, контролируемая советскими войсками, хотя фактически она находилась в тылу врага. В первых числах августа туда перебазировались летчики 1-го минно-торпедного полка ВВС под командованием полковника Евгения Преображенского.
До германской столицы и обратно нашим экипажам предстояло преодолеть около 1800 километров, большая часть пути пролегала над Балтийским морем. Маршрут: Эзель – остров Рюген – место слияния рек Варты и Одер – Берлин. Всем было очевидно, что в светлое время суток незамеченными подлететь к столице рейха не получится: медлительные и неповоротливые дальние бомбардировщики Ил-4 рисковали попасть под зенитный огонь противника задолго до Берлина. Альтернативы ночному налету не было.
7 августа в 9 часов вечера пятнадцать советских бомбардировщиков, оснащенных не только авиабомбами, но и пропагандистскими листовками (так называемыми «агитационными боеприпасами»), вылетели на боевое задание. Флагманом была машина, которой управлял сам полковник Преображенский. Полет, проходивший в режиме радиомолчания, требовал от летчиков максимальной синхронности действий: любая ошибка могла привести к катастрофическим последствиям. Экипажи, чтобы избежать ПВО и истребителей противника, двигались на высоте 7 километров, где температура воздуха опускалась до –40 градусов по Цельсию: в таких условиях не только стекла кабины, но и очки шлемофонов покрывались инеем, и летчики были вынуждены надевать кислородные маски.
На подходе к Берлину эскадрилья Ил-4 была обнаружена РЛС противника, однако немцы, находившиеся под воздействием собственной пропаганды, которая убеждала всех в разгроме авиации РККА, даже не заподозрили недоброе. Они приняли советские бомбардировщики за свои и предложили им приземлиться на один из ближайших аэродромов. Не получив ответа, противник полностью потерял интерес к эскадрилье, направлявшейся прямиком в сердце рейха. Немцы пришли в себя только после того, как на Берлин упали первые бомбы.
Выяснилось, что германское командование, уверенное в неуязвимости Берлина, не позаботилось о светомаскировке. Освещенный тысячами огней город был виден как на ладони. По воспоминаниям наших летчиков, просматривались даже такие детали, как искрящие под проводами дуги движущихся трамваев. Но вот Берлин вспыхивает еще ярче – это пожары, вызванные разрывами 250-килограммовых бомб ФАБ-100, сброшенных на военно-промышленные объекты. Бомбардировку над Берлином произвели только пять наших самолетов – остальные десять были вынуждены сбросить свой боезапас над городом-портом Штеттин из-за нехватки топлива.
Немецкая ПВО проснулась, когда советские бомбардировщики начали обратный курс. Можно считать чудом, что от интенсивного огня германских зениток пострадала лишь одна машина – самолет под командованием Александра Курбана, который все же смог дотянуть до своей территории. Ни один из наших летчиков во время выполнения этой сложнейшей боевой операции не был ранен.
«Живем как в аду»
С задания наши бомбардировщики вернулись только утром 8 августа, а уже через час вышла сводка Совинформбюро, где советским гражданам сообщили о успешном выполнении задания по бомбардировке Берлина. С этого момента жизнь берлинцев перестала быть спокойной и размеренной: теперь они с тревогой смотрели в небо при любом шуме мотора, ожидая очередного авианалета, а в случае опасности были готовы броситься в бомбоубежище. Новые авиаудары по Берлину не заставили себя долго ждать.
До наших дней дошло несколько писем, в которых рядовые берлинцы делились своими переживаниями. В одном из них некая Анни писала своему мужу Эрнесту, что война с Россией обходится им дорого: Германия всего за месяц войны уже потеряла несколько сотен тысяч своих граждан и спровоцировала ответные бомбардировки советской авиации, которые «сотрясали Берлин». «Несмотря на заверения властей всем известно, что в ночь на 8 августа Берлин бомбили не англичане, а русские, мстившие за Москву», – писала Анни.
Супруга немецкого солдата сокрушалась: «Почему вы связались с русскими? Неужели нельзя было найти что-то более спокойное?… Мы все находимся словно в аду». Она признавалась, что после первой бомбардировки люди перестали спать спокойно, особенно тяжело приходилось тем, кто работал на заводах или жил рядом с ними, так как именно туда пришелся основной удар. Анни выразила опасение, что пока ее письмо дойдет, ее может уже не быть в живых.
Другая жительница Берлина, Луиза, писала своему жениху: «Мой милый Генрих! … Мы сидим в подвалах. Здесь взрываются бомбы. Разрушены многие заводы. Мы так измучились и устали, что просыпаемся только в момент взрывов бомб. Вчера с половины двенадцатого до половины второго ночи хозяйничали летчики. Чьи? … мы пошли в бомбоубежище. Там сказали, что это были русские летчики. Нам было очень плохо».
Луиза признавалась, что с момента первой бомбардировки она боится ночи, «у нас каждую ночь воздушная тревога, иногда два или три раза за ночь. Мы отчетливо слышим, как русские летают над нашими головами. Они сбрасывают много бомб. Что же будет с нами, Генрих?».
Часть подобных писем попала в руки советских военных. Упоминаемый выше полковник ВВС Евгений Преображенский, ознакомившись с некоторыми из них, сказал: «Это хорошо, что немецкие жены и невесты пишут правду своим мужьям и женихам на фронт. Немецкие солдаты будут знать, что их варварские действия против советских людей не останутся безнаказанными».
Берлину досталось
Германское командование довольно болезненно восприняло первую бомбардировку Берлина советской авиацией. Реакция не заставила себя ждать. 12 августа 1941 года начальник штаба Верховного командования вермахта генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель предписал руководству группы армий «Север» в кратчайшие сроки ликвидировать военно-морские базы СССР в акватории Балтийского моря и, что особенно важно, уничтожить аэродромы противника на островах Даго и Эзель.
Адмирал Николай Кузнецов в своих воспоминаниях отмечал, что вскоре за первым налетом на Берлин последовали другие, но осуществлять их с каждым разом становилось все сложнее, так как германское командование установило сложную систему противовоздушной обороны, которая начинала действовать сразу после пересечения береговой линии территории противника. По словам военного, приходилось прибегать к различным хитростям, чтобы преодолеть опасные участки, но главным преимуществом отечественных бомбардировщиков по-прежнему оставалась большая высота: «уже не так страшны были ночные истребители с мощными фарами, не так страшен был и огонь зениток».
Летчики Балтфлота провели еще 7 налетов на германскую столицу – последний состоялся в ночь на 4 сентября 1941 года. Всего за этот период было выполнено 86 самолетовылетов, из которых 33 достигли поставленных задач – сбросили бомбы на Берлин. Остальные экипажи по разным причинам вынуждены были наносить удары по запасным целям – Штеттину, Данцигу, Либаве, Кольбергу, Виндаме, Мемелю. В общей сложности на Берлин было сброшено 311 авиабомб, что привело к возникновению 32 очагов пожара. Потери авиагруппы полковника Евгения Преображенского составили 18 бомбардировщиков и 7 экипажей.
Источник: russian7.ru
