В начале этой зимы в русских политических разговорах вновь зазвучало слово «оттепель». Зима в ту пору была довольно вялой, но политическая обстановка напоминала классический дубак. И вдруг, неожиданно: амнистия, помилование… – и тут же, хором: оттепель, оттепель! Самое время вспомнить, о чем это слово и откуда оно пришло.
В русский политический язык это понятие ввел вовсе не Эренбург, как принято думать, а ровно за век до него – Тютчев! Федор Иванович, хоть и будучи монархистом, играл с образным рядом и случайно нашел имя тому, что надолго, а возможно, навсегда стало символом умеренной русской свободы. Не бунта, а ко всеобщему, вроде бы, удовольствию – дозволенного прогресса в рамках существующей системы!
Именно с этой точки начинается загибаться, самой себе в задницу, русская народная лента Мебиуса, отечественная история. Дозволенный российский прогресс все время со скрежетом тормозил и заканчивался возвращением такой азиатчины, откуда уже не было другого выхода, кроме взрыва. Всякий раз – ну, почти всякий – власть упускала момент, когда можно было найти «золотое сечение» взаимоотношений с обществом, вместо взаимной секир-башки.
Как тютчевская, так и эренбургская «оттепели», несмотря на различия, были полны упований именно на администрацию, на ее способность, опираясь на здравый смысл и передовые ориентиры, действовать… Но все это оборачивалось монологом щедринского карася-идеалиста перед лицом неизбежной щуки. Что ж поделаешь: самодержавие – это есть самодержавие, и на одно сингапурское чудо просвещенного самовластья приходится три тысячи типовых рамзесов и членов их кооперативов.
Не найдя выхода в легитимном поле, общественная энергия снова и снова уходила в разрушение. «Нетерпение» – именно так назвал свой роман о народовольцах Юрий Трифонов. А что делать, если вместо земства снова капитан-исправник, а направление мыслей указывают гауптвахтой? Вот и начали взрывать. А власть начала вешать. А ее – снова взрывать. Лента Мебиуса.
Бунт, бессмысленный и беспощадный – прямое следствие свернутых реформ! Чтобы не расшибать себе лоб в этом тупике, человечество придумало такую вещь, как смена администрации – невозможна же серьезная реформа самого себя! Это больно! История, конечно, знает случай, когда доктор, находясь на льдине, сам вырезал себе аппендикс, но Путин, вернемся к этой фигуре, льдину, размером с треть Евразии, устроил специально.
Так что по историческим стандартам то, что мы наблюдаем сейчас, – никакая не оттепель вообще! Оттепель начинается с ухода Николая-вешателя – или когда сухорукого тирана выносят ногами вперед из Мавзолея и закапывают наконец. А трюк с послаблением, который исполняет сейчас Путин, тот же Сталин проделывал не раз. Закрутит гайки, отпустит гайки, накажет забежавших вперед, потом накажет отставших, сам напустит пафоса и сам же будет бороться с головокружением от успехов.
Может, даже казнит какого-нибудь бастрыкина-ежова, хозяин-барин. Но при чем тут оттепель? Путин, увы, при всем желании не может решить наших проблем, потому что наша проблема – он сам. Он сам – аппендицит, и довольно гнойный. И совершенно не собирается себя удалять из нашего организма! Ему там хорошо.
Тактическая петля с амнистией, помилованием, возможно, решит тактические проблемы режима, связанные с международной изоляцией накануне Олимпиады. Но что это за либеральные надежды на какого-то нового Путина? Нет никакого нового Путина. Есть старый, твердо настроенный умереть в Кремле и вертящийся ужом в руках матушки-истории.
Другое дело – отвертится ли… И, главное, что будет потом? Украинское зеркало бросает тревожные блики на наши исторические перспективы. В России-то все запущено гораздо сильнее, чем у киевских братьев, у нас даже Тягнибока-Яценюка нет, при всей малости этих фигур. А из боксеров – только Валуев, прости господи.
В России давно нет никаких легитимных противовесов, и когда здесь рванет, это произойдет, увы, еще драматичнее; в соответствии с традицией. Бессмысленно и беспощадно.