Сделать эксклюзивное интервью с настоящей легендой советского и мирового хоккея – это большая профессиональная удача для любого журналиста. Встреча с Борисом Майоровым состоялась в Донецке во время международного турнира по хоккею «Открытый Кубок Донбасса». С первых минут знакомства с Борисом становится понятно, что он невероятно редкий и ценный человек для современного общества и спорта. С удовольствием делюсь с вами, уважаемые читатели, результатом нашего общения с легендарным спартаковцем.
— Борис Александрович, большое спасибо, что согласились дать нам интервью. Для нашего портала это большая честь.
— А вам спасибо, что пригласили на интервью.
— Хотелось бы начать наш разговор с необычного факта вашей биографии. Благодаря вам на свет появился знаменитый хоккейный клич: «Шайбу! Шайбу!». Сейчас он звучит на всех хоккейных стадионах мира. Расскажите, как начиналась эта история?
— Версия, про которую вы говорите, принадлежит Николаю Николаевичу Озерову. Это действительно так. Я вышел на футбольное поле в футболке московского Спартака в составе команды мастеров, хотя к тому времени уже играл в сборной Советского Союза по хоккею. Футбол меня долго и упорно приглашал, но у меня не было времени, так как я учился в институте. Совмещать футбол, хоккей и институт было невозможно. В общем, этот случай, с которого зародился клич, был в июне 1961 года. С трибун раздалось: «Боря, шайбу!».
— Как вы сейчас воспринимаете то, что благодаря вам весь мир теперь знает этот клич?
— Абсолютно спокойно. Так, как будто это ко мне не относится (улыбается).
— Вы родились в 1938 году, а через три года в страну пришла война. Получается, в детстве вам приходилось привыкать к трудным условиям?
— В таком юном возрасте осознавать что-либо практически невозможно. Я помню, что мы уехали в эвакуацию – на родину родителей в Костромскую область. Отец ушел на фронт, мама осталась с пятью детьми. Ассоциации у меня лишь одни. После возвращения из эвакуации в 1943 году, дальнейшую зиму 1944 года мы провели в помещении, поскольку у меня с братом не было зимних вещей. Самым большим лакомством тогда был бублик с маком, который мама принесла. Утром она уходила на рынок за дровами.
— Как в таких условиях в вашей жизни появился спорт?
— Очень просто. Рядом было несколько стадионов, на которых мы пропадали. Поэтому это было естественным явлением.
— Как родители относились к вашему увлечению спортом?
— Отец был категорически против. Он ругал маму за то, что она допустила, чтобы мы с братом записались в хоккейную секцию. Его заботой было ставить нас на ноги.
— Отец считал, что спорт – это не серьезно?
— Естественно. В нашей семье никогда не было ни одного спортсмена.
— Что создало вас как спортсмена?
— Прежде всего, истинная любовь к спорту. Эта любовь всегда во мне сидела и непроизвольно выплескивалась. Если друг приглашал поиграть в футбол, я всегда соглашался. Это самое главное, что помогло мне стать профессиональным спортсменом. Я любил тренироваться и играть, и эта любовь прошла через мою спортивную жизнь красной нитью.
— Когда вас просят рассказать о своих главных победах, что вы вспоминаете прежде всего?
— Сразу вспоминаю 12 апреля 1962 года. Моя первая победа в чемпионате Советского Союза – ничья с ЦСКА 4:4, которая сделала нас чемпионами. Это было ни с чем несравнимое удовлетворение.
— А что сегодня вызывает те же эмоции?
— Ничего. Я совершенно спокойно смотрю хоккей и футбол. Хотя всю жизнь болел за Спартак, сейчас спартаковская футбольная игра меня раздражает.
— Какая победа для вас самая весомая?
— Все победы имеют разный вес. Например, победа на Олимпийских Играх в Инсбруке 1964 года нельзя сравнить с победой в чемпионате страны.
— Это уникальный случай в истории спорта, когда успешный хоккеист также востребован на футбольном поле. Вы играли за Спартак и провели две официальные игры в еврокубках. Когда-то у вас возникал вопрос выбора: футбол или хоккей?
— В принципе, вопрос никогда не стоял. Когда возникло предложение с футболом, я уже был игроком сборной СССР по хоккею. Появились разногласия у футбольного клуба с Федерацией хоккея, и я подумал, что не стоит ломать свой путь. В хоккее я уже чего-то достиг, а в футболе еще ничего. Хотя футбол мне очень нравился.
— Николай Старостин как-то сказал: «Обидно мне на тебя смотреть, пропащий ты человек. А ведь каким футболистом мог стать!». Это была шутка или он так думал всерьез?
— Я действительно слышал такое от него. Он пригласил меня играть за дубль, а потом сказал: «Зачем тебе хоккей?»
— Чувствовали ли вы ответственность за то, что являетесь примером для молодежи, которая может прийти в хоккей или спорт?
— Боюсь, что нет. Это в книжках и статьях так пишут. У меня никогда не было прототипов, на которые я хотел бы быть похожим.
— В 1969 году вы оставили хоккей и стали аспирантом, начали работать над кандидатской диссертацией. Почему вас потянуло к небу после льда?
— Это было до того, как я ушел в хоккей. Я понял, что не тот институт закончил, и не чувствовал себя в профессии. Я бросил, так как понял, что это не мое.
— Когда вы начали тренерский путь, какие ожидания у вас были и с какими иллюзиями пришлось расстаться?
— Это была новая стезя, и я увидел, насколько сложно быть тренером. Каждый игрок требует индивидуального подхода. У меня были моменты, когда я не мог найти общий язык с некоторыми. Меня удивляют тренеры, которые всю жизнь проводят в этой рутине.
— Вы сказали, что после 4-5 лет тренерской работы любому следует сделать перерыв. Вы все еще придерживаетесь этого мнения?
— Да, особенно для профессий, связанных с нервным напряжением и публичностью. Это действительно тяжело.
— Чему вы учили своих воспитанников, чему не учили вас?
— Я учил думать на поле. Игроки должны знать основные тактики, а я мог лишь подправить некоторые нюансы.
— Какое качество является самым важным для спортсмена?
— В первую очередь, мастерство. Каким бы бесстрашным я ни был, если бы я не умел играть, меня бы никто не запомнил.
— Какой главный совет вы бы дали людям, стремящимся к большим высотам?
— Надо любить дело, которому ты посвящаешь жизнь. Других рецептов я не знаю.
— Если бы вы на 10 минут стали президентом страны, какой указ подписали бы?
— Такого указа быть не может. Закон – это совокупность указов, и от одного ничего не изменится.
