Они делают, казалось бы, немыслимые вещи. Взять, к примеру, День Победы. Казалось бы, что тут еще можно было бы сделать? Это был чистый и светлый праздник — не бравурный, но именно такой. Слово «победобесие» на самом деле лучше не подобрать. С ползунками в виде х/б 44-го года и чепчиками, как пилотки. С костюмами, цветами, ленточками и медалями «За Победу». Эти ленточки накручиваются миллионами километров на всё, что только возможно — от ручек школьниц до дверей сортиров. Мы видим немецкие джипы, разукрашенные надписями «На Берлин», а на лицах людей — выражения, которые трудно назвать приличными. Долго потом нам придется стыдиться этого праздника, вспоминая всю эту вакханалию.
Но еще хуже другое. Это тот отпор, который встречает молитва дураков. Отпор, надо сказать, тоже глупый, но с неким обратным уклоном. Говорится о том, что не было никакой победы, что лучше бы её не было вовсе. Не нужна победа такой ценой — не освобождение, а оккупация. Гитлеризм не был таким уж большим злом, а Власов — герой. И так далее, и тому подобное. Это реакция подростка, который, узнав, что учителя с родителями не говорили ему всей правды, решает доискаться до неё, прибавляя ко всему, что слышит от взрослых, частицу «не». Беда в том, что этим занимаются не подростки, а интеллектуалы, которые из мириадов фактов вытаскивают один, раздувают его и представляют как единственный. А затем делают выводы — вполне абсурдные, но подаваемые с умными лицами и воспринимаемые слушателями как истина. Так работает нравственное чувство, когда его не поддерживает интеллект. Понимается, что победы надо стыдиться, а вот что стыдиться следует не освобожденного Освенцима, а сегодняшней вакханалии — это остается непонятым.
С религией произошло нечто подобное. Она оказалась превращенной из религии любви в религию ненависти, что в свою очередь исказило её суть. В дополнение к этому была завалена мусором единственная дорога, по которой можно выбраться из сегодняшнего тупика. Патриотизм стал чем-то постыдным, солидарностью с теми, кто называет себя патриотами, но лишь в уничижительном смысле. Патриотом сегодня быть стыдно, так как ассоциируется это с «ночными волками» и их вождями, что противоречит идеалам светлого будущего, о которых мечтали многие.
Возникает традиционный вопрос — а что делать? Ответ на него становится всё более сложным. Не потому, что делать нечего, а потому, что некому это делать. Существует довольно много людей (наверное, несколько десятков процентов), которые понимают, что плохо. Но гораздо меньше — максимум несколько процентов от этих десятков — тех, кто готов что-то менять. Разные причины — от пессимизма до страха — приводят к тому, что таких людей становится всё меньше. Из тех, кто понимает, что плохо, также лишь несколько процентов способны к действиям, оставаясь довольными лишь своим умом. Способных учиться и понимать, что необходимо делать, — ещё меньше. Определить, сколько таких людей можно встретить на всю страну — тысяча? Сто? Меньше? Для закваски, возможно, этого и достаточно. Но с такой закваской тесто быстро не поднимется.
А пока мы можем только горевать о ссоре Толи и Миши, призывать голосовать за Гришу или мечтать, что на площади встанет не компания, не рота, не толпа, а почти что миллион. И ещё — надеяться, что наши дети встретят солнце после нас.