Уже немало лет российское общество живет в условиях суверенной демократии, не задумываясь о том, что это на самом деле означает. А зря: достаточно лишь углубиться в этимологию составляющих этого термина, чтобы понять его суть. Суверенитет, как известно, (от лат. super — «сверху») означает независимость от любых сил, обстоятельств и лиц, верховенство. Суверенная демократия — это независимость от всего внешнего: вертикальная — от того, что «внизу»; горизонтальная — от того, что «побоку», то есть от вещей, находящихся за пределами ее границ. В общем, это такая демократия, которая движется, как ей вздумается, и существует самостоятельно, отличаясь от других и устраивая всех, кого это должно устраивать.
Однако времена меняются, и демократия адаптируется к новым условиям. Пара лет назад дискуссия о демократии в экспертных кругах поменяла тональность: утверждается, что демократия в развитых странах фактически «умерла» и стала лишь фикцией. Затем возникла идея электронной демократии, или e-democracy. И хотя общество позволило себе скептически относиться к этим нововведениям, политтехнологи не оставались в стороне, креативно подбирая новые методы для влияния на массовое сознание. Так наступил следующий этап электронной демократии, ознаменованный появлением в интернете «большого правительства», поддержанного законодательной инициативой: предложения, которые в интернете наберут поддержку 10 тысяч и более пользователей, должны рассматриваться федеральными органами власти. Это своего рода политический краудсорсинг, как в Америке.
На встрече с активистами сети Интернет Д.А. Медведев отметил новый тренд: «Власть в интернете должна искать себе сторонников». Хотя многие восприняли это как шутку, на самом деле все обстоит гораздо серьезнее. У нас, согласитесь, далеко не Америка — хотя нравы во многом не уступают привычкам «дикого Запада», обстоятельства развития институтов гражданского общества наш «дикий Восток» к демократии явно не подготовил. Это связано как с гражданской пассивностью большей части населения, так и с непрозрачностью множества политических процессов, а также с незащищенностью выражений «общественного мнения» от фальсификации.
Под фальсификациями я подразумеваю различные «подтасовки» — в рунете сделать это даже проще, чем в офлайне. Даже если голосование в интернете за те или иные инициативы не будут накручивать боты или многопрофильные юзеры, остается риск косвенной фальсификации общественного мнения из-за нерепрезентативности выборки. Первые на «нужных» сайтах, как правило, регистрируются лояльные политактивисты-карьеристы, голосующие «правильно» из-за эмоционального выбора, в то время как обычные люди принимают решения на основе своих размышлений. Их мнение может быть ошибочно интерпретировано как мнение общества в целом.
Возможно, гениальная сатира Гоголя о российских «мертвых душах» вновь станет актуальной: сегодня эти «души» не «мертвые», а «виртуальные», хотя и в том, и в другом случае они «мниможивые». Более того, существуют и более продвинутые технологии манипуляции поведением интернет-пользователей. То, что давно успешно применяется для продвижения товаров (SMM или Social Media Marketing), может быть «конвертировано» в политтехнологические цели (SMP — Social Media Policy). Конечно, прогресс остановить невозможно, и интернет становится главной площадкой для выражения общественного мнения. Однако в нашем обществе это зеркало сильно искажено, а местами и вовсе кривое. Если не защитить его от возможных манипуляций, можно перейти от реальной и комплексной демократии к виртуальной, оторванной от «живых» людей. Управлять виртуальным населением намного проще, как и программировать выборы для виртуальных избирателей.
