Сегодня реальный протест становится делом небольшой прослойки общества, которая занимает активно-агрессивную позицию. Для пассивно-агрессивных граждан протест ограничивается лишь словами, особенно в интернете, где его форма носит декларативный характер. Однако известно, что 10% активных граждан способны «раскачать» атмосферу в обществе. В такой ситуации люди, обладающие пассивно-агрессивными наклонностями и испытывающие недовольство, смешанное с тревогой или депрессией, могут утратить привычные социальные ограничения, которые в народе называют «тормозами». Подгоняемые страхом и задыхающиеся в тисках самовнушенной безвыходности, они могут пойти на поводу у активно-агрессивных.
Вот тогда и следует ждать неприятностей: наступает период массового гражданского помешательства, когда свежеиспеченные майданы могут возникнуть в любом многолюдном месте, даже без поддержки спонсоров. Если численность таких людей достигает 25-30%, возможны массовые эксцессы, революция или гражданская война. При этом происходит криминализация политической активности, и именно связаны с криминальной средой группы становятся основными действующими силами массовых беспорядков. Если Украина была «репетицией» технологии разжигания агрессии, то на российской почве подобный протест станет ещё более криминализованным и кровопролитным.
Перешагнуть Рубикон гражданского безумия и агрессивной хаотизации обществу становится легче, стоит лишь развеять патриотическую эйфорию, особенно под влиянием снижения уровня жизни. Например, на фоне ползущего банковского кризиса публику всколыхнула история белгородского захватчика банка, который с оружием в руках пытался вернуть свои деньги, захватив сотрудников кидал-банка в заложники. Это показательно: когда гражданам приходится защищать свои права с помощью силы, не полагаясь на закон, и когда общество начинает с одобрением относиться к подобным поступкам, происходит регресс. Социум медленно, но верно возвращается к беззаконию, культу силы и жестокости, к той примитивной организации, которую Бердяев назвал «новым средневековьем».
То, что это происходит в наш информационный век, ничуть не препятствует «одичанию». Наличие интернета и массовой коммуникации в этом отношении не столько способствует повышению гражданской культуры, сколько облегчает распространение слухов, паники и культивирование ненависти, а также других негативных массовых явлений, включая информационные войны. Например, фраза «Йде перша росiйско-украiнська вiйна в iнтернетi. Убитих немае, ала багато поранених в голову» иллюстрирует это.
Интернет становится средой для распространения социальных эпидемий, и сегодня мы дрейфуем не просто в средневековье, а в «цифровое средневековье». В ситуации социального кризиса как в офлайне, так и в онлайне срабатывает феномен толпы — массовизация сознания, когда собственное «Я» растворяется, и люди некритически перенимают настроения окружающих. Возникает соскальзывание к примитивному, мифологическому мышлению (вера в чудо), оживление агрессивных инстинктов (поиск врага) и регрессия, возврат в «детское» состояние, что приводит к поиску вождя, «спасителя», «Отца народа» и т.п.
Так возникает массовое «психическое заражение», по сути, своего рода массовое «помешательство». Хотя классики марксистско-ленинской теории революции нигде открытым текстом не говорили о том, что революция — это массовое безумие, они скрывали правду от народа. А народ должен знать… Признание болезни — первый шаг к её излечению.
