Автор: Максим Горюнов, публицист, философ
Статья подготовлена для аналитического проекта «План перемен»
Уроки истории: какой путь правильнее — толерантность или ассимиляция
В начале октября текущего года Каталония провела повторный референдум о выходе из состава Испании. В конце сентября иракские курды также провели референдум о выходе из состава Ирака. О намерении стать независимыми регулярно заявляют Бавария, Фландрия и Шотландия. На их фоне Россия выглядит как потенциальный рекордсмен по числу референдумов об отделении: внутри ее границ находятся 22 национальные республики, каждая из которых имеет свою конституцию и государственный язык. Кроме республик, в состав России входят девять краев, четыре автономных округа и одна автономная область. Учитывая недавний распад СССР, вопрос о том, что должна сделать Москва, чтобы республики, края и округа не пошли по пути Каталонии, обсуждается регулярно.
Должна ли Москва предоставить регионам больше свобод? Или будет лучше, если она заберет большую часть полномочий себе? Реконструкторы империи Романовых, вдохновленные событиями в Крыму, видят выход в отказе от поддержки национальных языков и окончательной русификации страны. Предполагается, что в окончательно русифицированной стране будет некому и некуда отделяться. Недавнее ухудшение отношений Москвы с руководством Татарстана указывает на эту логику. В июле на заседании совета по межнациональным отношениям в Йошкар-Оле глава государства выразил озабоченность снижением объемов изучения русского языка в республиках. Сразу после этого на центральных телеканалах началась кампания за отмену обязательного преподавания татарского языка в школах Татарстана. В ответ татарские писатели написали письмо президенту с просьбой защитить национальный язык.
Реконструкторы утверждают, что национальные республики стали таковыми благодаря советской власти. Сразу после октябрьского переворота большевики начали развивать территории, языки, элиты и культуры малых наций. Как считает Терри Мартин, автор книги «Империя „положительной деятельности“. Нации и национализм в СССР, 1923−1939 гг.», их целью было привлечение на свою сторону окраин. Меры, предпринятые ими, во многом схожи с политикой толерантности современных стран ЕС и США в отношении меньшинств. Мартин называет СССР первой в мире «affirmative action empire» — империей, защищающей национальные меньшинства от угрозы ассимиляции.
Однако, с точки зрения реконструкторов, ставка большевиков на толерантность была ошибкой. Логика такова: малые нации, проживающие на территории России, охотно ассимилировались, становясь частью русского большинства. После Гражданской войны необходимо было не тормозить ассимиляцию, устанавливая республики, а ускорять ее, помогая нерусским стать русскими. Коммунисты 70 лет поддерживали нерусские идентичности, и в итоге потеряли 14 республик. Осталось 22, и где гарантия, что в скором времени они не уйдут вслед? Отказавшись от поддержки национальных республик сегодня, считают реконструкторы, Москва избавится от искусственного препятствия на пути к ассимиляции и снимет вопрос о сепаратизме.
С такой точкой зрения не согласны историки, изучающие национальную политику последних Романовых. Империя, напротив, глушила любые проявления национализма. Как пишет Жюльет Кадио, автор книги «Лаборатория империи: Россия/СССР, 1890 — 1940», желание малых наций стать частью русского большинства сильно преувеличено. Начиная со второй половины XIX века, отношения Романовых и нерусских подданных ухудшались. Накануне первой революции в России сложилась многослойная система дискриминации по конфессиональному и национальному признаку, ограничивающая свободу передвижения, найм на работу и получение образования.
С 1889 года мусульманин с дипломом юриста не мог поступить в коллегию адвокатов без специального разрешения министра юстиции. Доля поляков среди студентов вузов не должна была превышать 10%. С точки зрения Кадио, парад суверенитетов после отречения Николая Второго был закономерен. Дискриминация выталкивала малые нации из состава России. Силой оружия большевикам удалось удержать часть Украины и Беларуси, в то время как Финляндия, Прибалтика и Польша благополучно ушли. Нарастающее стремление окраин к независимости было серьезной угрозой.
Для большевиков распад империи Габсбургов стал важным уроком. Изучив эту историю, как указывает Мартин, большевики пришли к выводу, что если продолжать курс Романовых, окраины уйдут. Они решили не дожидаться национально-освободительных восстаний. Демонстративно уравняв национальные меньшинства и русское большинство, большевики показали, что неравенство в СССР окончено. В этой новой стране не было деления на великороссов и инородцев, каждому нации гарантировалось право на уважение и самобытность.
Таким образом, у Москвы появилась возможность дистанцироваться от негативного имперского прошлого и заново выстроить отношения с окраинами. Несмотря на частичный возврат к дореволюционным практикам, начавшийся накануне Второй Мировой войны и продолжающийся после, Москва так и не решилась упразднить республики. Позитивная дискриминация, как указывает Мартин, продолжала действовать вплоть до падения коммунистического режима. Насилие по отношению к малым нациям носило коррекционный характер. Когда Москве казалось, что та или иная республика готова к отделению, начинались точечные репрессии против ее руководства и интеллигенции. Русификация по романовским шаблонам порицалась.
С точки зрения Терри Мартина и Жюльет Кадио, Москве до сих пор удается сохранять контроль над республиками и краями во многом благодаря принципам толерантности. Собирая страну после Гражданской войны, Москва гарантировала окраинам защиту от ассимиляции и обещала не ставить под сомнение их право на культурную автономию. Очевидно, пока в её состав входят национальные республики, Москве следует выполнять данное обещание и быть готовой взять на себя дополнительные обязательства. В надежде, что республики, автономные округа и края, получив дополнительную степень свободы, окажутся слишком инертными для организации референдума о независимости.