Самый влиятельный политик современности оказывается всего лишь ярким представителем российской политической сцены, разделяющим её не самые лучшие качества. Аргументы, выдвигаемые «Русским Пациентом» (в любых его проявлениях: путинском, киселевском, пушковском), которые осуждают соглашение об ассоциации Украины с Европейским Союзом, примитивно лживы. Однако, как и все невротики, Русский Пациент лжет вдохновенно, страстно и искренне. Эти реальные мотивы, которые он вынужден стыдливо скрывать, слишком значимы для него.
Лжет, когда, проявляя «всемирную отзывчивость русского человека», заламывает руки, сочувствуя Украине: мол, коварные латиняне обманывают беззащитный, несмышлёный «братишка», неспособный прочесть 900 страниц соглашения. Настоящее отношение к «братишке» показал Захар Прилепин, заявив, что «было бы приятно, если бы Украина вернулась через год или три, сырая и босая, с застуженными придатками». Это горькое и резкое заявление находит отклик в сердцах многих, кто понимает истинную суть происходящего.
Русский Пациент также лжет о том, что дешевые европейские товары, прокатившись огненным валом по Украине, потекут в беззащитную Россию. В его руках есть все механизмы, чтобы контролировать движение чувствительных товаров с определением страны происхождения и введением пошлин на уровне ВТО. Особенно цинично лжет, предрекая крах металлургического и трубопрокатного производства Восточной Украины в связи с ассоциацией с ЕС. На самом деле соглашение не затрагивает интересов этих отраслей, и ЕС не является их конкурентом. Крах произойдет только в случае отказа России от покупки украинской продукции.
Президент России шантажирует Киев, угрожая экономической войной за выполнение своих политических требований. Он демонстративно закрывает таможенные пункты и разрывает контракты, нанося ущерб и самой России, поскольку украинские товары покупаются не ради благотворительности, а в рамках нормальной взаимовыгодной торговли.
Глубинные мотивы поведения Русского Пациента сводятся к стремлению к «доминированию на постсоветском пространстве», созданию «зоны привилегированных интересов» и восстановлению российско-советской империи. Постимперские мессианские комплексы всегда были присущи российскому политическому классу. Если в первые постсоветские десятилетия дипломатия с помпой боролась с «расширением НАТО», то сейчас её оперативное пространство сужается до постсоветского, где она собирается дать «последний и решающий бой». Но, сохраняя свои установки, она обречена на еще одно поражение, гораздо более серьезное, касающееся отношений с ближайшими соседями.
Россия не будет «доминировать» на постсоветском пространстве и не восстановит никакой «империи», как мечтает её политическая элита. Это не связано только с появлением новых игроков, обладающих большими ресурсами. Империи строятся не только на ресурсах. Российская империя распадалась дважды — в 1917 году и позже. Белое движение считало Украину частью Большой России и не шло на компромиссы с другими национальными движениями. В конечном счете, это не поддерживалось украинцами, кавказцами или прибалтами.
Победили красные, обещавшие всем и вся, быстро реализовав программу «единой и неделимой», восстановив большую часть Российской империи. Почему это произошло? Ленин и его товарищи не пытались навязывать народу идею Великой России, вместо этого они принесли идеи социальной справедливости. Это стало огромным движением, которое увлекло миллионы независимо от национальности.
Прав был Андрей Амальрик, предсказавший распад Советского Союза, когда утверждал, что «принятие христианства продлило на 300 лет существование Римской империи, так и принятие коммунизма продлило на несколько десятилетий существование Российской империи». СССР мог распасться по многим сценариям, но когда коммунистическая религия утратила свою силу, империя была обречена.
Что же может предложить сегодняшняя российская «элита», страдающая от фантомных болей? Ничего, кроме разговоров о величии, исторической миссии и мессианском предназначении русского народа. Это никого не интересует, кроме нас самих. Соседи готовы слушать эти фантазии только за крупные финансовые субсидии. Наша политика на постсоветском пространстве сводилась к унизительному торгу: «Мы вам немного нефти и газа, а вы, пожалуйста, поговорите о нашем величии».