Я познакомился с Надей прошлой зимой. Сначала увидел ее на одном из «круглых столов», где профессиональные геи обсуждали время и себя. После собрания у нас завязалась переписка: бывший фотограф «Войны» подал в суд на «КВИР», российский гей-журнал, который разместил его фотографию с акции в «Ашане». После краткой перепалки о том, кто виноват, мы быстро перешли к вопросу «что делать». Однако ситуация вскоре исчерпала себя: суд приговорил журнал к выплате компенсации. Но наше общение только начиналось.
Мы встретились в Макдоналдсе. Я, как всегда, опоздал и, поздоровавшись, предложил Наде в качестве компенсации гамбургер. Она отказалась, и мне показалось, что даже как-то резко. Но тут же объяснила, что ест только то, что можно взять (украсть) у общества потребления. Мы встретились, потому что у Нади было предложение для меня и моего друга.
— Когда я увидела вас, вы показались мне самыми… ну, неприличными, что ли. — Я почти обиделся, но тут же понял, что если это говорит Толокно, то это не просто комплимент. Это орден авансом.
Несмотря на это, Надя предложила нам участвовать в акции «Лобзай мента»: девочки целуют девочек, мальчики — мальчиков, причем главный половой признак здесь — милицейская форма. Я отказался сразу, сославшись на то, что лицо — это частная собственность, и целовать его без разрешения нельзя. Начался жаркий спор, похожий на диспут монахов из «Имени розы»: нужно было выяснить, владеет ли мент своим лицом или оно официальное.
Надя считала, что нападение поцелуем — это нормально, но я долго сопротивлялся, пока наконец не признался, что просто не хочу получить по морде. Надя уверяла, что уже были несколько однополых попыток целования мужчин при исполнении, и реагировали они скорее недоуменно, чем агрессивно. Она хотела даже показать видео на ноуте, но у того села батарея, а все розетки в Макдаке почему-то замуровали.
Короче говоря, я оказался приличным и системным мальчиком. Я понимал, что потратил чужое время. Мне было стыдно: не готов к радикальности — сиди дома.
— Надя, а я ведь еще немного драматург, пишу пьесы, сценарии. Может, я для вас что-нибудь придумаю. Хотя, честно говоря, не знаю, как пишутся сценарии акций… У вас есть темы, которые хотелось бы отработать?
Надя ответила, что ее интересует тема алхимического сращения религии и власти. Я закивал, мол, и у меня все это вызывает адову изжогу. Она рассказала, что уже агитировала геев устроить массовый поцелуй в Храме Христа Спасителя, но не нашлось желающих. Однако Храм как площадка для акционизма продолжает ее волновать.
— Было бы забавно, — начал я, — провести там обряд изгнания Путина. Такой, знаешь, с экзорцистом и бесноватой нашисткой, из которой исторгает инкуб вэвэпэ. Оказалось, что похожая идея уже была, но для нее пока не нашлось подходящей формы. Расставаясь, я пообещал об этой форме подумать.
Время шло, и чем дольше, тем больше эта форма казалась мне бесперспективной. Раз в неделю я садился, чтобы сделать набросок, но каждый раз обнулял его. Тем более что посылать концепты по почте было строго запрещено: она уже тогда мониторилась службами. В конце концов я махнул на эту идею рукой, застряв на фразе «…пускается в бесовской пляс».
Несмотря на мою бесполезность, Надя однажды взяла меня в Измайловский парк. Около полуночи, вытащив батарейки из телефонов, мы углубились в непроходимые и неосвещенные дебри. Передвигаться в них можно было только по меткам на кустах. В дьявольски черной и кладбищенски тихой глубине парка мы репетировали акцию. Увы, несостоявшуюся. Здесь поджигали огромные промасленные пирамиды. На следующий день их не суждено было запылать вокруг Кремля…
Пламя, вскидывающееся в ночное небо, отражалось в глазах Нади. И это не метафора православного журналиста — я видел этот огонь, ребята. Теперь, даже умирая в своей тихой конформистской постели, я буду знать, как это — когда очень-очень круто.
Надя, через несколько часов тебе, Кате и Маше зачитают приговор. Каким он будет, я не знаю. Сурков ли слагает его в рифму, Путин ли ждет откровения, расчертив на кремлевском полу пентакль. Не знаю. Но я продолжаю надеяться, Надя. И пусть мои друзья говорят, что не слышали хуже и пошлее метафоры, но я ей поделюсь. Когда я вижу в фейсбуке, что горит твой зеленый онлайн-кружок, я всякий раз вздрагиваю. Надеюсь, это твой Петя сидит за компом, а не какая-нибудь серая шинель.
Так вот, Надя, пока этот зеленый кружок горит, во мне живет надежда. В любом случае вы, Катя и Маша уже разделили историю на до и после «Пуси Райот». Какой она будет дальше, узнаем в 15:00.