Передача: «Один»
Демократия — это, безусловно, лучший из худших способов управления государством, как утверждал Черчилль. Однако власть большинства может вести к чудовищным последствиям. Меритократия, её надёжные формы организации, человечеству пока ещё не известны. Я верю, что рано или поздно демократия станет лишь одной из стартовых ступеней в нашей истории, не более того. Она не решает всех проблем, и мы уже много раз наблюдали, к чему она приводит, особенно в условиях манипуляции.
Я остаюсь оппонентом классического либерализма, так как для меня важны внеличные ценности. Да, есть отдельные личности, которые находят мои статьи десятилетней давности и заявляют, что я переобулся в воздухе. Но я не отрекаюсь от ни одной своей публикации. Говоря о том, что «русская интеллигенция нагибается перед любой силой», мы, увы, наблюдаем это и сейчас. Интеллигенция, безусловно, является лучшей частью народа, но, к сожалению, она унаследовала и недостатки этого народа. Она не может радикально отличаться от него, так как сама им порождена.
Либерализм часто оказывается трусливым выбором слабака — знаком неготовности противостоять злу. Иногда толерантность становится отвратительной, когда терпят вещи, несовместимые с жизнью. Патриотическое воспитание, безусловно, необходимо, и только если его проводят умные люди. Я категорически за патриотизм и государственность, но на данный момент я государственник без государства. Современное государство, к сожалению, преследует исключительно садистские цели.
Я не отрекаюсь от своих антилиберальных публикаций, и именно поэтому мои отношения с либералами и консерваторами сложные. Я не вписываюсь ни в один шаблон. По своим вкусам я скорее консервативен, но в России этот термин часто понимается как поддержка репрессий. Это не имеет никакого отношения к настоящему консерватизму — это разрушение. Тем не менее, консерватором называют того, кто призывает всё запретить и всех уничтожить.
Я остаюсь патриотом небесной родины, идеальной родины, в то время как реальная вызывает у меня множество вопросов. Россия, на каждом углу кричащая об англосаксах и русофобии, кажется мне одной из её самых неприятных сторон. Это не значит, что я стал лучше относиться к девяностым годам. В конечном счёте, всё, что мы наблюдаем сегодня, — это последствия того времени. Свободы слова тогда было больше, и мы все были в заложниках у этой свободы.
Я не писал о власти, у меня не было пропутинских текстов. Я надеялся на Путина, как и многие, но быстро понял, что он не намерен менять систему, а она приводит к вырождению. К моменту Беслана у меня не осталось иллюзий. Непостоянная оппозиционность и лояльность не связаны с интеллектом; скорее, это следование определённому паттерну, которому я не поддаюсь. Тем, кто пытается упрекнуть меня в изменчивости или говорить о моём карьерном росте, стоит показать мне выгоды, которые я получил. В своих убеждениях я последовательный.
Мне кажется, что в 1999 году Путин был меньшим злом, чем Лужков и Примаков. Я уверен, что при них все наши текущие проблемы (включая, возможно, Крым) начались бы на десять лет раньше. Правда, возможно, и закончились бы раньше, но пока ничего не указывает на это. Именно в своей нелиберальности и неконсерватизме я продолжаю вызывать ненависть с обеих сторон. Это для меня знак того, что я на правильном пути. Скорее всего, дураки меня не любят больше всего, и это особенно приятно.
Читать эфир полностью>>>>>