Я не считаю, что лучше поздно, чем никогда. Например, правосудие, осуществленное десятилетия спустя, вызывает множество вопросов. Оскара Грёнинга называют сегодня «бухгалтером Освенцима». Это не значит, что он был самым главным экономом. Он просто работал в администрации и следил, чтобы на фабрике смерти соблюдался знаменитый немецкий орднунг. Сам он никого не пытал, газом лично не травил, имущества заключенных себе не присваивал. Он просто вел учет и был убежденным нацистом. Долгое время за это не судили, но позже это стали считать соучастием в преступлениях, и теперь таких людей, как Грёнинг, судят.
Ему 93 года. Но есть фигуранты и постарше. Скорее всего, Грёнинга осудят, вероятно, дадут какой-то тюремный срок. Однако я считаю, что это будет неправильно. Это суд над стариком. Когда он соучаствовал в истреблении сотен тысяч людей, ему было чуть за двадцать. Он был молод, полон сил и убийственных идей. И именно тогда он должен был быть осужден. Или хотя бы спустя не очень продолжительное время. Теперь же мы судим 93-летнего старика за поступки 20-летнего юноши. Судят за взгляды, которых он придерживался давным-давно и которые уже не разделяет. Судят спустя всю его жизнь, которая прошла, несмотря на его прошлое.
Сейчас это уже не похоже на суд над преступником. Это выглядит так, как будто с молодым правосудие не совладало, а с дряхлым дедом справилось. Я ни в коем случае не говорю об оправдании. Напротив, пускай этот процесс состоится, чтобы все еще раз услышали об ужасах Освенцима и прикоснулись к самой страшной странице человеческой истории. В этом и должен быть смысл процесса: с одной стороны — история, с другой — ее живой и непосредственный участник.
Но в случае Оскара Грёнинга осуждение должно быть моральным. Будь он молодым, ему могли бы дать лет двадцать тюрьмы, однако сейчас ему двадцати лет не дашь. А дать три года — это приравнять массовые убийства к среднему хулиганству. Это значит посадить за решетку человека, который, вероятнее всего, уже не выходит из дома. Это не должен быть процесс над Грёнингом. Это должен быть процесс над фашизмом, и таких процессов никогда не будет слишком много.
Знаний о нацизме и его преступлениях никогда не будет с избытком. Нельзя будет сказать, мол, хватит, достаточно — мы и так уже всё знаем. Однако тюрьма для конкретного человека будет все-таки выглядеть как месть слабому старику. Еще одна мысль пришла мне в голову: в Европе судят нацистов, пусть даже спустя годы. У нас же сталинских палачей и бухгалтеров ГУЛАГа не судят и не судили вовсе.