На прошедших выборах одной из главных тем обсуждения стали возможные фальсификации, связанные с дистанционным электронным голосованием (ДЭГ). Серьезные сомнения в честности результатов начались с задержек в их публикации. Несмотря на то, что технология должна позволять оперативно публиковать итоги, это само по себе не является достаточным доказательством фальсификации. ДЭГ – новая технология, и сбои, задержки возможны. Власти именно это объяснение активно продвигали.
Однако сомнения в фальсификациях укрепились, когда результаты ДЭГ были опубликованы. Провластные кандидаты получили такое количество голосов, что выиграли все округа Москвы без исключения, хотя по итогам оффлайн голосования они в подавляющем большинстве случаев проигрывали. Существуют два объяснения этой электоральной аномалии. Борис Овчинников утверждает, что в тех участках, где в 2016 году «Единая Россия» набрала больше голосов, процент регистрации в электронном голосовании был выше, что объясняет высокие цифры за кандидата от власти в ДЭГ.
Другое объяснение предложил Алексей Венедиктов: «Это же очевидно, если вы призываете своих верных избирателей, то они и не приходят. Это были и КПРФ, и «Справедливая Россия». А три другие партии — «Единая Россия», ЛДПР и «Новые люди» призвали к участию, говорили, что, если вы не можете прийти на участки, проголосуйте онлайн. И у них у всех электронных избирателей больше, чем тех, кто пришел на участки». Однако у этих объяснений имеются свои проблемы.
Во-первых, в 2020 году, когда проходило голосование по поправкам в Конституцию, ситуация была схожей. Партия власти активно призывала своих сторонников голосовать электронно, в то время как оппозиция относилась к этому скептически. Но в итоге 62,3% проголосовали онлайн за поправки, а оффлайн – 66,9%. То есть в аудитории онлайн оказалось на 7% меньше сторонников власти, чем среди оффлайн. Это ставит под сомнение репрезентативность выборки онлайн-голосующих.
В 2020 году в Москве проголосовало более миллиона человек онлайн, в этом году – около 2 миллионов. Этот миллион – очень большая выборка, чтобы судить о предпочтениях избирателей. У нас нет данных, что дополнительный миллион, который подключился к электронному голосованию в этом году, как-то отличается от первого.
Если предположить, что участники ДЭГ – это сторонники власти, то сначала должны были присоединяться наиболее лояльные сторонники. С другим продуктом, включая политические идеи, это происходит аналогично. Например, когда Алексей Навальный начал продвигать «Умное голосование», сначала его приняли самые лояльные. Также популярное мнение о том, что на ДЭГ сгоняли бюджетников, не подходит. Во-первых, это тоже фальсификация. Во-вторых, разве их не сгоняли в прошлом году?
Кроме того, в этом году часть оппозиционной аудитории присоединилась к ДЭГ, включая соотечественников, живущих за границей, и молодежь, которая часто живет на съемных квартирах и прописана в другом месте. Например, мои два брата, проживающие в Москве, смогли проголосовать онлайн.
Овчинникову и Венедиктову придется объяснить, почему в 2020 году, когда власти активно пиарили электронное голосование, к нему подключился миллион человек, который в среднем был менее лоялен власти, тогда как второй миллион, который присоединился в 2021 году, оказался более лояльным. Мне не приходит в голову ни одного разумного объяснения, почему за год произошел такой резкий рост поддержки властей среди онлайн-аудитории.
Во-вторых, если принять объяснение, что КПРФ и «СР» агитировали не участвовать в электронном голосовании, а «Единая Россия», ЛДПР и «Новые люди» призывали к участию, то как объяснить феномен 198 округа? Хованская выдвигалась от «Справедливой России», которая якобы агитировала не голосовать онлайн. Однако штаб Брюхановой, наоборот, призывал к голосованию как в онлайн-, так и в оффлайн-формате.
Интересно, что в оффлайн голосовании Брюханова набрала на 6% больше голосов, чем Хованская, а в онлайн Хованская получила на 65% больше голосов. Если посмотреть на результаты по партийным спискам по 198 округу, картина становится еще любопытнее. За «ЛДПР», «Зеленых» и «Новых людей» голоса онлайн и оффлайн идут в одну сторону: и партийные списки, и одномандатники в ДЭГ получили больше голосов, чем в оффлайн.
Однако за «Справедливую Россию» в оффлайне было 9,5%, а в ДЭГ – 8,1%. Возникает разумный вопрос: почему по партийным спискам «СР» потеряла, а их же кандидат в онлайн собрал львиную долю голосов? В кампаниях Хованская никак не ассоциировала себя с «Единой Россией», и сама партия не вела кампанию в ее поддержку. Как же получилось, что провластные избиратели, которые отняли голоса у «СР», тем не менее решили проголосовать за кандидата от «СР» по одномандатному округу?
Ситуация становится еще более запутанной, когда мы рассматриваем результаты онлайн и оффлайн голосований. Например, кандидат от КПРФ набрал онлайн практически в полтора раза меньше голосов, чем оффлайн — 9,5% против 13,5%. Кандидат от ЛДПР в онлайн-формате набрал 6,1% против 4,1% в оффлайне, а Хованская — 32% онлайн при 25,5% в оффлайте.
Получается, что по партийным спискам «СР» призывала не голосовать за себя электронно, а по одномандатным округам звала своих сторонников голосовать электронно, хотя никакой явной агитации за электронное голосование со стороны Хованской не наблюдалось. Похожая ситуация наблюдается и в других московских округах. Например, Олег Леонов шел как самовыдвиженец, и вряд ли его избиратели почувствовали влияние призывов голосовать онлайн. Тем не менее, кандидат «Умного голосования» Митрохин набрал в оффлайн на 23% больше, чем Леонов, а в онлайн Леонов получил на 101% больше, чем Митрохин.
Можно обратить внимание и на влияние публикаций Собянина перед выборами. Однако даже если принять, что агитация работала, одна публикация не могла дать такого феноменального эффекта, как мы видим в онлайн-гласовании.
К тому же, отсутствие детальной статистики по ДЭГ создает дополнительные сомнения. В России исторически статистика публикуется по УИКам, что позволяет выявлять и доказывать массовые фальсификации. Все избиратели ДЭГ были первоначально приписаны к какому-то УИКу, но статистика по этим УИКам не была обнародована. Только агрегированные цифры, которые затрудняют качественный анализ.
Не менее важным фактором является контроль над системой электронного голосования, который осуществляется властями, включая ФСБ. Можно вспомнить, как эти люди манипулируют данными, чтобы отвлекать внимание от реальных нарушений, таких как использование ворованных баз данных для выявления оппозиционных сторонников.
Я считаю, что ДЭГ в России должно быть упразднено, так как оно создает потенциально большее поле для фальсификаций. В России более 90 000 участков, и далеко не на всех из них есть возможности для фальсификаций. В Москве, например, организовать фальсификации на 3000 участках сложно, тогда как для манипуляции 2 миллионами голосов достаточно всего одной точки входа.
Таким образом, мы наблюдаем, как Москва превратилась в электоральный султанат, где воля жителей не отражает окончательные результаты, которые формируют власти.