Александр Минкин: За козла ответим!

Премьер-министр России Дмитрий Медведев дал интервью сразу пяти телеканалам, в котором произнес резкое слово в адрес сотрудников Следственного комитета, назвав их козлами. И вот, о чудо! — одна эта фраза стала важнее всех его серьезных размышлений о пенсиях, законности, прогрессе и борьбе с коррупцией на благо нашей Родины. В тот же день, 7 декабря, весь его спич был забыт; остались лишь козлы. В течение оставшейся части пятницы, а также всей субботы и воскресенья радиостанции в своих новостях обсуждали козлов-следователей. Часть аудитории злорадствовала, утверждая, что таким сыщикам и следует. Некоторые эстеты выражали сожаление о том, что премьер опустился до уголовной лексики, высказывая предположения о том, у какого начальства он этому научился.

Но, похоже, никто не задумался о более важном. Козлами Медведев назвал следователей после того, как официальная запись интервью завершилась и общение приняло непринужденный, дружеский характер. Журналисты, смеясь, благодарили премьера за интересное интервью, и все были в отличном настроении. Но задайте себе вопрос: если Медведев, общаясь с журналистами при работающих камерах (даже выключенных), называет следователей козлами, что же он говорит о журналистах, поговорив с ними без камер? Можно предположить, что гораздо грубее. Ведь козлами Медведев назвал тех, кто доставил неудобства некоему человеку, пришедшему с обыском в 8 утра. Как он называет тех, кто причиняет ему самому неудобства? Неужели так же ласково? Как он называет того, кто приносит ему боль? (И это, конечно, не Лужков, не Саакашвили, не Кудрин — с ними у него все же были моменты удовольствия, исходящие от чувства победителя.) Мы знаем, что вслух он называет его «Владимир Владимирович». Но как он называет его мысленно? Без камер, без журналистов, ночью, под одеялом…

Медведев, вероятно, считает себя златоустом, которому красноречие позволяет изящно отвечать на сложные вопросы. Когда его спрашивают: должна ли власть признавать свои ошибки? Честный человек, как правило, отвечает: это удалось, а это — нет. А вот как отвечает премьер-министр: «Вы знаете, ответственная власть должна признаваться в том, что у неё получилось, а что получилось не до конца. Если власть честная и хочет блага своим гражданам, она должна честно сказать, что это у нас получилось хорошо». Так и получается, что «получилось не до конца» — он думает, что нашел выход; что выдал поражение за полупобеду. Дети, возможно, и поверят. Но мужчины, и особенно женщины… Что такое «получилось не до конца»? Раздел бабу, а дальше — никуда. Подумайте, уважаемые читатели, сколько всего у власти «получилось не до конца» — в армии, образовании, строительстве дорог… Начнешь перечислять — никакой газеты не хватит. И вот, с очередным спутником, опять получилось не до конца — он полетел, но не туда (почти безнадежно потерян).

Каждый воспринимает информацию по-своему. Знаменитая американская певица Леди Гага выразила благодарность премьер-министру России за поддержку ЛГБТ-сообщества. Все информационные агенства сообщают эту радостную новость. Кто переводил интервью Медведева, какое выражение поразило Леди Гагу — не наша забота. Мы читаем по-русски, и переводчики нам не нужны; и премьер-министр не сможет сказать, что мы извратили его слова. Эх, напрасно пытались мы предостеречь высоких чиновников от опрометчивых высказываний, напрасно публиковали совет под названием «Им лучше молчать, чем говорить». Нет, они не могут остановиться. Зачем вообще давать интервью сразу пяти телеканалам? Что за феодальная роскошь? Если человек скажет что-то действительно важное, умное и интересное лишь одному телеканалу, это немедленно будет растиражировано, обсуждено и процитировано… Разве количество телеканалов увеличивает важность сказанного? Можно ли заменить содержание количеством телекамер и микрофонов? Или наоборот, эта торжественность лишь подчеркивает пустоту сказанного? Сказал бы что-то судьбоносное — кто бы стал цепляться к грубому словечку. Значит, ничего более интересного он не сказал. Разве только мы (журналисты) заметили, как он назвал следователей? Следственный комитет (государственный! силовой!) признал эти слова премьера важнейшей частью интервью. Появилось заявление СК, в котором выражалось «недоумение» по поводу «комментариев, оскорбляющих следователей и подрывающих авторитет правоохранительных органов в целом». Пресс-секретарь премьер-министра отказалась комментировать его слова про козлов, сославшись на то, что это был «подслушанный разговор». Это странно. Он не находился среди друзей в бане. Он был среди журналистов, чей профессиональный долг — собирать и распространять информацию. Они не американские полицейские, которые должны предупреждать: «Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас». Кто и где кричал и бесновался — неизвестно. Но уже в субботу с сайта Следственного комитета исчезло «недоумение по поводу оскорбительных комментариев». То ли их заставили убрать, то ли они сами испугались — неважно. Удалить можно, а вот козлы не воробей, вылетели — не поймаешь.

Наша власть даже не замечает, как оскорбляет и унижает своих верных слуг. Десятки следователей, судей, прокуроров и тюремщиков (в тот же день с интервью Медведева) власть назвала свиньями. Ужас. Это произошло так. США приняли «Закон Магнитского», в котором содержится список чиновников, связанных со смертью юриста, которым запрещен въезд в США, а денежные активы, кажется, арестованы. Еще до голосования в Сенате США власти России заявили: «Мы дадим жесткий симметричный ответ!» И они его дали: запретили ввоз в Россию американской свинины. Это, безусловно, правильно. Американская свинина выкачивает наши деньги и проникает в плоть и кровь тех, кто её ест. Но как понимать «симметричный ответ»? Америка не пускает Иванова-Петрова-Сидорова, а Россия (в виде симметричного ответа) не пускает свинину. Если с точки зрения Кремля это симметрия, значит, перечисленные в «списке Магнитского» — свинина. Но свининой называют мясо убитых животных. А наши — живы. А живое мясо — это свиньи. Теперь могут протестующе хрюкать.

Оцените статью
Ритм Москвы