Г-н президент, где Васильева? Говорят, будто нашлась во Владимирской области. Но она ж большая. Вся Россия теперь — Владимирская область, и вы понимаете, почему. Конкретики никакой. Может, там двойник — крепкая доярка средних лет. Мне бы хотелось у вас уточнить: где же она на самом деле?
Вы, конечно, могли бы ответить: «Что я — сторож этой даме?», но такой ответ слишком напоминает ответ Каина на вопрос о внезапном исчезновении Авеля. Поэтому, скорее всего, вы не ответите вообще. Ваше молчание люди толкуют по-разному. Любящие вас заступаются: мол, не царское это дело — отвечать на вопросы неизвестно кого. Остальные же думают, что у вас просто нет достойного ответа; а это значит, лучше молчать.
И действительно, кто такая Васильева, чтобы спрашивать о ней президента России? Но случай особый; главный редактор сказал: «Надо написать». Я возразил: — Она никому не интересна. — А ты прессу посмотри. Я посмотрел и был поражен. Даже о Кабаевой столько не писали, а ведь она знаменитая Олимпийская чемпионка, депутат России, благотворитель. И тут стало ясно: ничто так не объединяло нацию, как эта масштабная, но все же заурядная воровка. Ни восторг перед Олимпиадой, ни ненависть к Чубайсу — ничто и никто не скрепили Россию так, как это.
Что же получается? На Сердюкове с Васильевой сбылась, наконец, мечта страны о национальном согласии. Этих людей хотят наказать и жириновцы, и правозащитники — части общества, которые прежде никогда не совпадали. Оказывается, Васильеву и Сердюкова не любят практически 100%, а Америку то ли 50, то ли 70. Далеко позади остались Ходорковский, Обама, Рамзан, ИГИЛ.
Довольных людей объединить трудно. Недовольных — легко. Ярость объединяет сама, никаких государственных усилий не надо. И вот, национальное единство достигнуто. И формулируется оно в вопросе, который обращён не к тюремщикам (к ним особого доверия нет), а к высшей власти: где Васильева всё же?
Сами собой на этот вопрос накапливаются другие, как сыр на гусеницы бульдозера. Например, сообщают, что допрошен отец Ходорковского. Старику 82, допрашивают по делу семнадцатилетней давности. Ну, значит, так надо. Но возникают вопросы: допрошены ли близкие родственники Сердюкова? Васильевой? Недавно арестовали губернатора Сахалинской области Хорошавина. Допрошены ли его родители (если они живы)? Общество, устами журналистов, домогается: сидит ли Васильева по приговору и где?
Тюремное ведомство невнятно отвечает: мол, сидит в такой-то области. А точнее? Назовите колонию, номер барака и камеры. Назовите фамилии соседок по нарам. Это людей мучает простительная жажда справедливости. Когда сидел Ходорковский, все знали: в какой колонии, как себя ведёт, кто сокамерники, за что получает выговоры, кем работает. А ведь к Ходорковскому у народа (в отличие от вас) было гораздо меньше интереса, чем к Васильевой.
Чтоб такая дама соблюдала все жёсткие правила зоны, чтоб такая мадам была без выговоров — это ж сколько стоит? Другая мысль: и Ходорковский мог бы заплатить, чтобы выговоров не было, но у него брать боялись, а вот у этой можно. Чем виноват Ходорковский-отец? Его искать не надо; он двадцать лет руководит лицеем для сирот, потерявших родителей в горячих точках. Лицей за свой счет принимал детей, выживших в Беслане, а налоговые мудрецы пытались содрать с матерей деньги «за полученный доход».
В таких ситуациях на язык просятся слова, запрещённые в печати. Мы бы не поминали здесь Ходорковского, но вы за последние двенадцать лет так часто говорили о его деле, что это самый наглядный пример. Ходорковский не раз признавал ваше джентльменское поведение: Путин не тронул семью. Каждый раз было стыдно за него. Что значит «не тронул семью»? Не избили, не подожгли, не убили? Но дети выросли без отца. Как они прожили эти 11 лет?
Речь не о 82-летнем старике или о Васильевой. Ей хоть приговор вынесли. А Сердюков… Вас самого-то не тошнит, когда вы отмазываете от тюрьмы таких наглых? Это не первый случай национального согласия. Такой консенсус, как по Васильевой, был ровно сто лет назад по Распутину. Народ свирепел, видя, что сходит с рук развратному негодяю. Всю Империю трясло от злобы.
Его ненавидели все слои общества, потому что он был символом позора и коррупции. Империя рухнула не от врагов, а от всенародного презрения к власти. Но с Николаем это было хоть как-то объяснимо: Распутин умел помочь царевичу. А кого и как лечат в Кремле Васильева и Сердюков — загадка. Люди думают: какие же это должны быть деньги…
Спустя сто лет после Распутина символом государственного позора стала здоровая холёная баба. Про таких по-русски говорят «конь с яй…» (вы знаете, о чём я). Народ можно угомонить. Просто скажите на какой-нибудь «прямой линии»: «Эй, граждане, какая вам разница, сидит она или нет? Вы что думаете — она будет в зоне тачку катать? Да у неё и в зоне будет маникюр и много желающих отмассировать любое место». Это может вызвать смех, и народу всё равно понравится: наш президент! свой в доску!
Мысли возникают сами и цепляются одна за другую. Задавать вопросы о блокаде Ленинграда нельзя, а уничтожать еду — можно. На фотографиях видно, что еду давит самый мощный из всех производимых в России бульдозеров — ЧЕТРА-40. Конструкторы, небось, мечтали, как машина будет золото копать, а она еду закапывает. А движок — американский, стоит 7 с лишним миллионов. Вот рекламка для пиндосов.
Когда началось уничтожение еды, я не стал писать вам, понимая, что вынужден буду перейти на личности. Вы оба — ленинградцы; блокадный голод вы должны помнить генетически, днём и ночью. У всех людей должна быть логика. У военных своя, у инженеров — своя, у воров и бандитов — своя. Она может вызывать отвращение, но она есть. А когда бульдозер давит еду, мы логики не находим…