Против системы не попрешь. Митингов было много, Болотная площадь запомнилась, но каков результат? Попробуй сейчас пойти на митинг – все свои деньги отдашь. Так чего добились?
Стены Бутырки очень древние. Если помещения не проветривать, они сразу покрываются плесенью. Из-за этого, или по какой-то другой причине, здесь страдают от комаров. В карцерах они облепили потолок плотным слоем. Сотрудник, сопровождающий нас, обещает принести средство от насекомых, но это лишь временная мера. Что-то нужно делать с этой проблемой, ведь кровопийцы кусаются.
Недавно здесь побывали представители Общественной наблюдательной комиссии, беседуя с пожизненно осужденными – взрывниками Черкизовского рынка. У них своя вера, поясняет наш проводник, древняя славянская, еще дореволюционная. Вот так они и пытаются обратить членов ОНК в свою веру. В общем, если человек уже стал ненужным для общества, зачем его содержать и тратить на него ресурсы? Мы же отменили смертную казнь. Эти пожизненные заключенные, как родноверы, не хотят уезжать в свои зоны, вспоминая все новые эпизоды своих дел. Последнего человека расстреляли в Бутырке в 1994 году.
Кого здесь держат? 60% составляют таджики, узбеки и киргизы. Бутырка получила три вокзала, и вот сидит таджик за 2 или 3 банки кофе. Если таджиков двое, то уже группа. Дешевле было бы их депортировать. В Бутырке есть молельная комната для мусульман, синагога и вновь отстроенный храм со старыми иконами, на которых изображены узники, позже признанные святыми. Говорят, их около 200 человек. Это было еще в сталинские времена… Однако некоторые заключенные жалуются, что попасть в храм и мечеть сложно, сколько бы заявлений ни писали. Сотрудник СИЗО объясняет, что это не так просто, как им хотелось бы. По понедельникам, средам и пятницам по 25-30 человек могут вывести, и так, чтобы первоходы не сталкивались с теми, кто уже отсидел. Изолятор огромный, на 1847 человек. Но, хоть и не без споров, старое СИЗО ремонтируют. Карцеры теперь модернизированные, совсем не те склепы, какие были раньше. Достаточно света и воздуха, если бы не комары…
В карцерах находятся заключенные, осужденные за изготовление бражки, и один мусульманин, отказавшийся раздеваться при обыске, ссылаясь на ислам. Он предпочел карцер. Медицинская часть также хорошо отремонтирована. На стене в коридоре висит плакат: «ВИЧ и туберкулез — роковой дуэт. Один ускоряет развитие другого». Иллюстрация изображает ВИЧ, танцующего с туберкулезом.
Заглядываем в одну палату. На кровати лежит чеченец с температурой. Пытается накрыться с головой. Однако врач молчит, оставляя это врачебной тайной. Разобравшись, кто к нему пришел, он вскакивает и приносит жалобу. В дороге, возвращаясь с женой и ребенком, он поссорился с байкером, который якобы начал его бить шлемом и советовать убираться. В ответ чеченец достал нож. Полиция приехала и потребовала с него сто тысяч рублей. У него не оказалось такой суммы, и теперь он в СИЗО.
Суть жалобы заключается в том, что дело по 318-й статье возбудили через месяц после происшествия. Спрашиваем: «Как с тюремной пищей?» Отвечает: «Я ее не ем. Есть множество вариантов: ресторан, магазин, ларек…”
Поперек коридора висит большой плакат: «Первое условие исправления — сознание своей вины». В Бутырке находятся два узника Болотного дела 6 мая: Андрей Барабанов и Олег Архипенков. В трехместной камере сидит Андрей. От комаров ему принесли фумигатор. У него есть жалобы на больной желудок и просьба о диете. Наш сопровождающий говорит: «Чуточку творога и два яйца…» Врач осматривал Барабанова в 20-й больнице. Ему нужно вновь написать заявление доктору. 5 мая следователь приходил для допроса. Андрей вину не признает и отказывается от показаний по 51-й статье. Следователь злится, отказывает в свиданиях, говоря, что будет лучше, если Барабанов согласится на особое рассмотрение дела.
Андрей просит передать ему вентилятор. В камере есть холодильник и телевизор. Он также просит молоко из Интернет-магазина, сгущенку, конфеты, апельсины и яблоки. «Это я скажу комитету 6 мая. Жалуюсь, что информации мало. Телевизор – это не информация, а газеты у соседа до момента, пока его не подписали на ‘Новую’ и что-то еще. Передаю привет всем, кто на свободе. Держусь, жду», — говорит он.
Олега Архипенкова встречаем в сборном помещении: в его камере проходит обыск. Он хочет добиться привлечения к ответственности врача, к которому обращался, когда почувствовал себя плохо и не мог уснуть. Молодая врач обещала дать лекарства, но потом отменила все медикаменты, заявив, что не все сразу. Когда он спросил ее фамилию, она выписала его из больницы, сказав, что болезнь имеет демонстративно-шантажистский характер. Олег утверждает, что условия в камере лучше, чем в больнице, и лишь хотел уснуть – и не мог. Сейчас стало лучше: сотрудники СИЗО и сокамерники помогли добрым словом и таблетками. Но врача он хочет наказать.
Олег просит передать быстрорастворимую лапшу, сигареты «Ява золотая», чай и конфеты – это главное, что ему нужно. Он дает показания следователю, утверждая, что не был на Болотной площади, а его задержали в другом месте 6 мая. Надеется, что следствие разберется с его алиби. Суд по административному делу о его задержании назначен на 24-е число, однако он не знает, во сколько. Спросил, где будет митинг в их защиту. Я ответила: на Пушкинской. Он сказал: «Здорово». Оба парня довольны своими адвокатами.
В Бутырском СИЗО находится антифашист Игорь Харченко, которого меня просили посетить. Камера переполнена, я даже не сосчитала, сколько там людей. Это помещение для лиц, склонных к побегу. Игорь жалуется на боли в зубах и оголенные нервы. Сколько заявлений не писал, лишь один раз его вывели к стоматологу. Сопровождающий поясняет, что стоматолог работает через день, а заявлений у него множество. Это общая проблема – за небольшие деньги не хотят работать врачи в СИЗО. А они там очень нужны.
Харченко сейчас ознакомляется с делом. Часто у него болит голова, и следователь жалуется, что Игорь медленно ознакомляется. Он отрицает какое-либо давление со стороны следствия и свою вину. У него букет статей: 111 ч.№, 115 ч.2, 282 ч.2, 213… Он говорит, что судят его за драку с нацистами, произошедшую то ли в 2009, то ли в 2010 году. Нацисты внезапно опознали его более чем через год. Передачи он получает, но с перепиской у него что-то не так. Может, имеет смысл ему написать? Игорь активен, отстаивает интересы сокамерников. Он уже 9 месяцев сидит в Бутырке. Наш сопровождающий говорит, что это не предел – в СИЗО можно сидеть годами.